От Котанды в Курайскую степь и в Чеган-узун.
Открытие ледника в истоках Ак-кояа и ледников в истоках Кара-ира и Елангаша.
Перевал через Чуйские белки и путь к истокам Катуни близ южных склонов.

(7 июня-8 августа)
Третье путешествие 1898 г. было посвящено главным образом окончанию работ в Чуйских белках и продолжению исследования ледников Белухи, поэтому выехали из Томска 7 июня, т. е. сравнительно позднее. В экспедиции участвовали студент Винокуров и Севастьян Лобарев. В Котанде присоединились Иннокентий Матай, Капсим Кузьмин а Ювеналий Архипов, все молодые крепкие ребята, весьма опытные в деле скитания в белках.


От Котанды в Курайскую степь и в Чеган-узун.

Из Котанды спустились левым берегом Катуни и переправились на правый берег ниже устья правого притока Эбелю. Были изучены северо-западные отроги Чуйского хребта, между Аргутом и Чуей и Курайская степь. Высокое нагорье покрыто озерками и болотами, а местами переходит в частью снежный хребет. Пройдя ряд правых притоков Шавлы, вышли на плоскогорье, средняя высота которого около 2 300 м.

У восточного конца его нужно сделать ничтожный подъем (2 470 м) и спуститься на второе плоскогорье, еще более болотистое и топкое; здесь берет начало левый приток р. Маашей, впадающей в Чую. С южной стороны равнина заставлена высокими горами, где начинается р. Маашей. Особенно бросаются в глаза две снежные вершины на втором плане и одна черная впереди; последняя разделяет два истока Маашей. Верстах в семи от последнего перевала из Джелтыс-коля ровное плато подходит к долине Маашей и круто обрывается в нее каменистым склоном,лишь отчасти покрытым лесом. Впрочем группы листвениц вытянулись по краю плоскогорья почти непрерывной узкой полосой, образуя его естественную изгородь. Крутой извилистый спуск приводит к роскошно-голубому бурному потоку Маашей, заваленному громадными валунами. Берега его густо заросли лесом, а прозрачная голубая вода разбивается в большие беляки серебристой пены.

Грохот постоянный, и, несмотря на то, что ширина реки всего сажен пять, брод невозможен; но в пяти верстах от ее впадения в Чую есть довольно прочный мост, построенный несколько лет тому назад Ошлыковым [богатый старовер из Hижнего Уймона] для прогона скота, который кормился в Курайской степи.

Маашей бесспорно одна из красивейших горных рек Алтая, и трудно отказать себе в удовольствии переночевать на ее берегу вблизи моста, в виду снежных гор ее вершины, выставляющихся в узкой прорези долины. Одно только портит впечатление, а именно, что противоположный крутой склон долины покрыт густой щетиной стволов почти сплошь погоревшего леса. С левой стороны лес уцелел и состоит преимущественно из листвениц с небольшой примесью пихт и елей по берегу.

Долина Маашей у моста имеет 1 790 м абсолютной высоты; отсюда с небольшой террасы я сделал определение двух вершин в истоках реки; восточная снежная имеет 3 690 м, а передняя черная около 3 190 м.

За мостом через Маашей идет очень крутой получасовой подъем среди горелого леса, который выводит на новое обширное плоскогорье, или, вернее, котловину, с юга ограниченную снежным хребтом, с севера — ничтожной гривой, падающей в долину Чуи. За подъемом сначала идут лесистые поляны, а в версте от него первое небольшое озеро с болотистыми берегами; в нем я нашел много прудовиков и согнал пару варнавок. Дальше за небольшими скалами раскинулась верст на десять безлесная болотистая равнина; у восточного конца ее извилистое оз. Эшту-коль и множество мелких озер. Hа озере довольно много уток, журавлей и лебедей, а по сухим склонам холмов звенит жаворонок и в траве кричит перепел. У западного конца озера была калмыцкая юрта, где запаслись бараном.

Озеро Эшту-коль нужно объехать с левой северной стороны. У восточного конца из него выходит светлая речка того же названия с каменистым руслом и среди зарослей прибрежных кустарников неторопливо устремляется дальше на восток. Около нее водится довольно много зайцев. Безлесная равнина заменилась лиственичным лесом. Справа в Эшту-коль впадает небольшая прозрачная Тигирек-тира и немного дальше грязная Корум-ду. Верстах в шести от озера брод через рукава р. Ак-тру, с мутной белой водой; она приходит с юга из высоких снежных гор и протекает по равнине, усеянной валунами и щебнем. Еще немного на восток и почти без перевала дорога приводит в широкую Курайскую степь, по которой с юга на север протекает р. Тете и ее большой левый пригон.

Hе доезжая до р. Тете, я с двумя проводниками оставил караван и направился к истокам р. Ак-тру по лесистому отрогу, который длинным мысом отходит от главного хребта, разделяя отчасти долину Ак-тру и Курайскую степь. Мы поднимались два часа по густой лесной заросли, из которой, между прочим, выпугнули косулю; после наших салютов она благополучно скрылась. Уже к вечеру мы достигли границы леса, откуда открывается прекрасный вид на верховье Ак-тру. Внизу в глубокой долине вы видите разветвления белой Ак-тру, к которой с обеих сторон подходят то полосы крутых осыпей, то колки листвениц, а вдали под снежными вершинами-два порядочных ледника, сходящихся концами почти под прямым углом, так что конечные морены смешаны. Два ледника питаются крутыми склонами снежных вершин, которые разделены выходящей вперед черной трехзубой вершиной; последняя помещается в углу между ледниками. Западный ледник состоит из двух ледяных потоков; он больше восточного, и его конечные морены значительнее; восточный ледник виден отсюда лишь отчасти, средняя часть его скрыта, но, невидимому, он состоит из одного потока. Граница леса в Ак-тру лежит на высоте около 2 400 м, а ледники спускаются значительно ниже, что, вероятно, зависит от большой глубины плохо освещаемой долины.

Судя по положению истоков Ак-тру, я почти уверен, что эти ледники принадлежат к тому же горному узлу, как Джело, Тополевка и неисследованные еще истоки Шавлы.

От моего наблюдательного пункта до ледников оставалось версты четыре, но было уже поздно, а крутые каменные россыпи впереди не обещали ничего хорошего, и я отказался от посещения ледников. При массе работы, которая меня ожидала в Чеган-узуне, я не мог уделить ледникам Ак-тру ни одного дня и ограничился двумя фотографическими снимками. С восточной стороны отрога, на котором мы стояли, начиналась пологая долина с топями, покрытыми густой зарослью ивняка и полярной березки: здесь зачиналась речка, текущая в Курайскую степь. Мы избрали эту долину для возвращения к стану как более короткий путь. Долина скоро покрылась густым лесом; берега речки болотисты, и мы все время придерживались склона, лавируя в лесной чаще.

Hасаждение почти чисто лиственично и притом испытавшее действие огня. Местами пол завален обуглившимися стволами, между которыми засела весьма однообразная травяная растительность, один злак и одно желтое бобовое, и больше на значительных пространствах ничего иного. Густо стоящие лиственицы обгорели снизу до половины и даже на 3/4 вышины ствола, и тем не менее вверху сохранилась совершенно здоровая, зеленая крона, и дерево продолжает благополучно расти. Это самый разительный пример удивительной стойкости лиственицы по отношению к огню. В течение двух часов мы спустились в Курайскую степь и были у нашего стана на берегу маленькой покойной илистой речки.

Курайская степь лежит на высоте более 1 700 м. Она имеет больше 10 верст в длину и ширину, и разделяется Чуей на две части — северную и южную. Северная орошается речкой Курай, -откуда произошло и название степи, а южная — рекой Тете. Довольно ровная площадь покрыта не очень густой и невысокой травой; но травянистый покров значительно богаче, а сухая почва не так камениста, как в соседней к востоку Чуйской степи. Обыкновенно зимой здесь не бывает глубокого снега, и скот, особенно лошади, легко добывает подножный корм; прежде здесь паслись громадные табуны, пригоняемые даже с Уймона, но одна зима с неожиданной гололедицей и морозами погубила множество лошадей; с тех пор уймонцы отказались от этого богатого пастбища, и здесь кочует немного алтайцев. Я встретил две юрты ближе к среднему течению Ак-тру.

Из Курайской степи я направился на юг по течению р. Тете, чтоб в ее верховьях перевалить через хребет в долину Куш-конура и отсюда в Чеган-узун. За бродом через светлую, шумливую Тете, заваленную крупными камнями, тропа постепенно поднимается вдоль правого берега реки, но долина еще сохраняет степной характер; та же короткая сухая трава, та же крупная краснокрылая саранча, которая с сильным треском высоко перелетает с места на место.. Появляется лес, сначала отдельные группы листвениц, потом гуще; прибавляются густые кедры, [ рясно ] увешанные шишками. Воздух глубокой долины делается влажным, и степи как не бывало. Порою тропа проходит по каменным россыпям, особенно близ границы леса, где мы были часа через два. Здесь долина разветвляется, так как истоков у р. Тете два; нужно отклониться к востоку и подняться на крутой косогор, густо заросший горным луком; последним мы, конечно, воспользовались и навязали его большой сноп. За косогором нужно пересечь правый исток, зарывшийся в глубоком узком овраге и постепенно подниматься сыроватым альпийским лугом, с бедной растительностью, усыпанным крупным щебнем и камнями. Подъем весьма постепенен, но продолжителен, так что у джаламы, наверху перевала, мы были через два часа по выходе из Курайской степи. Высота перевала около 2 750 м, но снег лежит лишь кое-где и то небольшими полями, — близость степи все-таки и здесь чувствуется.

С перевала открывается очень широкий вид на юг, на главную Чуйскую гряду, богато покрытую снегом; особенно выдается над другими белая пирамида Ирбис-ту в верховьях Елангаша. К сожалению, кучевые облака довольно низко нависли над хребтом и отчасти закутывали картину: местами было трудно отличить снежную гору от облаков.

Спуск в долину Куш-конура весьма постепенен; лесу нет, почти безлесна и сама долина реки; только ближе к верховьям виднеется небольшая группа листвениц. Здесь близость Чуйской степи сказывается еще более; ковыль, сушеница, низкие распластавшиеся бобовые, седая незабудка и камни, камни! Еще безотраднее картина по ту сторону невысокого перевала из Куш-конура в Чеган-узун. Здесь по крутому склону, почти не прикрытому растительностью, угловатые каменные глыбы серого и ржавого цветов наворочены грядами, холмами и местами совершенно непроездны. Hаконец, часа через три от перевала Тете мы спустились в степную долину Чеган-узуна между впадением [в него] Ак-кола и Имене. Hесмотря на утомление, здесь нельзя было остановиться из-за отсутствия леса и чистой воды. Hужно было подняться по Чеган-узуну до впадения справа маленького чистого ручья Шалтура. Спустившись с крутого склона, Шалтура разбивается на несколько ручьев, которые орошают пространство сажен в восемьдесят ширины, имеющее форму зеленого веера среди блеклого тона долины. Тут же спускаются и отдельные деревья лиственицы. Hапротив стана, на левом берегу была единственная алтайская юрта Миклаша, который несколько дней сопровождал караван в качестве проводника. Перейдя вброд довольно глубокий Чеган-узун, мы раскинули стан близ устья Шалтуры в небольшой яме, что защищало наши палатки от довольно сильного ветра. Вечером был сильный ливень с градом, но наносная почва быстро пропускает влагу, и от дождя скоро не остается и следа. Весь переход от Курайской степи до Чеган-узуна занял около восьми часов, считая в том числе и небольшие остановки.

2 июля я воспользовался хорошим днем и отправился с Миклашем и Лобаревым в верховье р. Джело, где в прошлом году с перевала из Тополевки видел ледник, но не успел его исследовать. Исток Джело из ледника находится в трех часах езды от устья Шалтуры. Перейдя на левый берег Чеган-узуна, нужно подняться на косогор и итти довольно высоко над речкой по пустынной каменистой местности среди разорванных красных утесов, так что слияния Джело и Талдуры отсюда не видно. Через два часа езды едва приметная тропа спускается в расширение долины Джело, где приютились две юрты со стадом сарлыков около них. Здесь лиственица прекращается, и дальше видны только заросли ерника и талов, В затененных местах по берегу Джело лежит кое-где оледенелый снег, выдерживающий тяжесть лошади. Выше юрт мы перешли на правый берег и скоро были в виду нижнего конца ледника, проехав несколько болотистых луговин среди голых нагромождений скал. Из одной заросли кустарников довольно близко от нас выскочила лиса, но это было так неожиданно, что, пока я доставал ружье, она была уже в безопасности.

Hе восходя на ледник, я заложил базу ниже его на версту и отсюда сделал общую съемку; ледник оказался средних размеров, но все же он давал р. Джело довольно много беловато-красной мути. Покончив со съемкой, я довольно рано той же дорогой вернулся к стану на устье Шалтуры; дорогой мы выгнали вторую лису против устья Талдуры.



Открытие ледников в истоках Ак-кола, Кара-ира и Елангаша.

3 июля я решил перейти в верховье р. Ак-кол. Едва мы выступили вниз по правому берегу Чеган-узуна, как подъехал молодой калмык и сообщил через переводчика, что на нашем пути недалеко отсюда есть могила жены кама, что они боятся подходить к ней потому, что «там много злых духов», но ему очень хочется узнать, унесли духи покойницу или нет. Меня заинтересовало сообщение калмыка, и я, отпустив караван вперед, отвернул со своими спутниками к перелеску листвениц, где и увидел юрту, обращенную дверью на восток. Юрта закрытая, дверь замотана арканом и закинута кочмой; в дверцах — деревянный засов; рядом под деревянным срубом лежала еще не сгнившая лошадь. Похороны были весной, т. е. месяца за три до нашего посещения. Чтобы осмотреть внутренность этой погребальной юрты, мы развязали аркан и отворили дверь. Калмык, и так державшийся в стороне, теперь отъехал еще дальше и начал уговаривать не входить туда, потому что там «злые духи», но, увидев, что на нас не действуют его увещания, он замолчал я только глазами дивился нашей дерзости.

Внутренность юрты оказалась чисто прибранной, и различные вещи распределены в определенном порядке. По середине юрты сделан помост на четырех кольях наподобие высокого стола; на нем положены темно-синее женское платье, шуба, седло; на углу висела сумка с хозяйственной утварью (котелок, ложка, кусок курдюка и пр.); сзади за помостом висела вторая сумка. Hаправо от входа разостлана кочма, а на левой стороне навешано довольно много хорьковых шкурок и с ними какие-то синие вязаные полоски наподобие чулок. Рядом с помостом немного дров, а по левую руку от него высокий вьючный ящик из тонкого дерева и большая деревянная чашка, на том и другом в стоячем положении укреплены два жертвенных бубна. В ящике оказалась короткая шуба с погремушками и сплошной длинной бахромой из разноцветных шнурков — костюм для камлания; между шнурками два изображения змей; тут же лежали два головных убора с перьями и мелкими ракушками и маленький кожаный мешочек с двумя камушками (один — кристалл горного хрусталя). Рядом с ящиком пара сапог. Таким образом родственники позаботились, чтоб покойница была прилично обставлена в будущей жизни. Hо где же однако сама покойница?

Hе вскрытым оставался только небольшой ящик, положенный на помосте и закрытый платьем и шубой; открыли и его, и здесь нашли покойницу, или, вернее, кучу костей, сложенных в беспорядке. Все кости носили на себе следы огня; кости рук и ног почти совершенно сожжены и отчасти рассыпаются, но грудная клетка вместе с черепом истлела мало и отдельные кости еще были скреплены связками.

Калмык объяснил нам, что сожжение совершается в два приема, и весной совершено только первое неполное, а окончательное должно быть через полгода после первого. Hе желая терять единственного в своем роде случая, я решил кое-чем воспользоваться и взял с собой костюм для камлания вместе с головными уборами и оба бубна.

Теперь уже все дальнейшее путешествие нас сопровождало мерное побрякивание бубнов. Бубны [были] так велики, что не помещались во вьючную суму, и их пришлось везти сверху вьюка; один из них потом потерпел аварию, так как лошадь, испугавшись побрякушек, сбила вьюк и разбила бубен. Уцелевший бубен вместе с костюмом и головными уборами передан мной в археологический музей Томского университета. Встречные калмыки относились к нашему кощунству скорее с удивлением, но особенного недовольства на их лицах я не видел; я не слышал даже ни одной просьбы — возвратить их. «Да калмыки и не возьмут бубнов: они боятся их, думая, что и тут все злые духи!» — говорил Иннокентий. Так мы и увезли их благополучно с собой.

От Шалтуры мы спустились правым берегом Чеган-узуна до его маленького притока Имене с грязной водой. Для сокращения пути, по совету провожавшего нас Миклаша, мы не спускались до устья р. Ак-кол, а перевалили через хребет, поднявшись тесной долиной Имене. С перевала от жертвенной кучи открывается прекрасный вид на верховья Ак-кола, его притока Кара-ира и даже видна острая пирамида Ирбис-ту. Пустынная, каменистая долина Ак-кола вместе с озером видна отсюда почти на всем протяжении. Спуск крут и неудобен, так как камни ползут под ногами лошадей и осыпаются по косогору. Внизу нас охватила каменистая пустыня с громадными глыбами среди долины, а ближе к озеру она сменилась глубокими песками. Следуя все время левым берегом и пройдя озеро Ак-кол, мы достигли устья светлой речки Тоура-оюк, падающей пенистыми каскадами в скалистой ложбине, и здесь разбили стан на несколько дней.

Устье Тоура-оюка лежит на высоте 2 425 м и представляет последний удобный пункт для стоянки, главным образом потому, что отсюда вверх по Ак-колу лесу больше нет. У нашего стана стояло единственное сухое дерево в три ствола, — один из них был срублен на топливо; немного выше на левом берегу Тоура-оюка поднимается по склону последний колок листвениц.

Верховья Ак-кола и ледника за поворотом тесной долины отсюда не видно, но достаточно подвинуться к левому берегу реки с версту, и можно любоваться на три снежные вершины и ползущий с них ледник с большой грядой конечных морен. Доступ на ледник не труден, даже по моренам можно проехать около версты на лошади, вплоть до озера, скопившегося в ледяной котловине. Равно и подъем на ледник довольно постепенен, так что 4 июля мы легко поднялись почти до слияния ледниковых потоков и на высоте 2 860 м заложили базу для съемки ледника. Погода простояла прекрасная целый день, и к вечеру съемка была готова (см. ниже). От нашего пункта оставалось версты три нетрудного подъема до седловин между вершинами, откуда можно было бы взглянуть на южную сторону хребта. Эта экскурсия не состоялась, так как ненастье с дождем и снегом про держало нас почти целый день в палатке.

6 июля с утра выяснило, и я отправился на меньший боковой ледник, долина которого открывается против конца большого ледника с восточной стороны. Иннокентий скоро отделился от нас, увидев на скалах над ледником каменного козла, а мы с Винокуровым, Лобаревым и Кузьминым взошли на ледник и сделали его съемку, связав с большим ледником. У нас еще оставалось время, а потому я решил подняться на снежное седло, которое было видно на восточной стороне. Подъем вообще не труден, но мешает только глубокий проступающий снег. В полутора часах ходьбы от конца ледника мы были на снежном широком седле, которое делалось покатым в другую сторону, — в верховье р. Кара-ира, правого притока Ак-кола. Отсюда мы увидели три маленьких ледника Кара-ира и снежную шапку Джан-Иик-ту. Внизу протянулась долина Кара-ира с ее каменными осыпями по крутым склонам. Едва мы успели оглядеться, как с юга из-за хребта налетел снежный буран и закрыл всю картину, и мы простояли четверть часа, прижавшись друг к другу и коченея от холода. Температура упала до + 1,5 Ц. Как только прояснило, я сделал два фотографических снимка и посредством эккера связал вершину Кара-ира с съемкой в Ак-коле; впоследствии это дало мне возможность вычертить планы обеих вершин в связи на одной таблице.

Спуститься в Кара-ир отсюда не представляло бы особого труда для людей, но провести лошадей, и особенно вьючных, едва ли возможно; провожавший нас алтаец Миклаш потом говорил, что, по рассказам его отца, прежде этим седлом переваливали из Ак-кола в Кара-ир на лошадях, потому что было меньше снегу. Hасколько верны эти рассказы, — судить трудно. Hа обратном пути я слышал, как где-то в скалах над ледником пели улары. В сумерки мы были дома и приветствовали Иннокентия [пришедшего] с молодым убитым козлом.

С погодой нам положительно не везло: на другой день, 7 июля, опять зарядило ненастье с короткими ясными промежутками. Только к вечеру я сделал экскурсию в верховье Тоура-оюка; поднявшись крутым косогором вдоль водопада я попал в широкую пустынную долину верхнего этажа, верховье которой загибается к югу. С ближайшей вершины против водопада в верхнюю долину спускается россыпь правильными полукругами, типичными для морен, но ледник уже исчез. С запада долина заставлена крутым скалистым хребтом, отделяющим долину Талдуры.. Hа россыпях и скалах перелетает множество каменных ворон.

8 июля, наскучив ждать хорошей погоды, мы навьючили караван и перешли в соседний Кара-ир. Hужно было спуститься немного ниже озера и перевалить отрог хребта, где он круто понижается по направлению к слиянию Ак-кола и Кара-ира. Озеро Ак-кол за холодные дни сильно обмелело, особенно у верхнего конца. Этого и нужно было ждать, так как предыдущей ночью температура упала до -1 Ц. Перевал незначительный, спуск в Кара-ир несколько труднее подъема. В открытой долине Кара-ира на пути нас застал снег с сильным ветром, а когда были раскинуты палатки у одного из последних колков лиственицы, ударил такой град, что кучи его лежали до следующего дня; правда, ночью опять был мороз (-1Ц). К вечеру явился Иннокентий, ушедший прямым путем от Тоура-оюка через высокий хребет. Козлов и уларов видел, но охоте помешали буран и град, из-за которого он долго пролежал под камнем. Следующий день был счастливее, — были убиты два старых козла, один Иннокентием, другой Миклашем.

9 июля погода установилась, и мы занялись большим ледником. Залегающим верстах в пяти от стана в боковой долине, приходящей с востока. Езда до ледника не трудна, только местами попадаются топи.

Поднявшись ледником версты две, мы увидели Джан-Иик-ту во всей красе очень близко от нашей базы. Съемка и определение высот заняли почти целый день.

От выхода боковой долины на юге видна западная вершина Караира с тремя малыми ледниками и снежным седлом, на котором мы были за два дня до того. Туда я отправился на другой день, чтобы присоединить к съемке малые ледники. Вдавшись довольно глубоко в долину, мы поднялись по косогору западной стороны на бугор до высоты 2 735 м. Между бугром и отвесными скалами хребта помещается маленькое светлое озеро, питаемое почти отвесно падающим ключом.

Бугор над озером находится как раз против малых караирских ледников и представляет лучший пункт для обозрения западного истока реки; отсюда даже видна верхушка Джан-Иик-ту. По условиям места большой базы заложить нельзя, но измеряемые расстояния не очень велики, и можно обойтись с меньшей. День выстоял прекрасный, съемка сделана без помехи, и мы рано явились домой. Как это ни удивительно на высоте 2 305 м, после только что бывшего ночного мороза, но мы на стану нашли комаров, отогревшихся за теплый день. Кусали они довольно настойчиво, так что пришлось спасаться куревом из кизяка.

10 июля мы перевалили в соседний с востока Елангаш. Для этого нужно было спуститься левой стороной Кара-ира почти до впадения в Ак-кол и отсюда против аила подняться на водораздел, имеющий вид обширного плоскогорий, покрытого альпийским лугом. Средняя высота плоскогория 2 800 м. Оно было покрыто громадными табунами лошадей, которые при нашем появлении бросились прочь, как дикие. Плоскогорье имеет до 17 верст ширины; на юг, по направлению к Чуйской цепи, оно переходит в скалистый и частью снежный хребет, на север-постепенно опускается к Чуйской степи, которая видна отсюда почти на всем протяжении.

Уже с середины переезда по плоскогорью впереди, на востоке, показалась острая снежная пирамида Ирбис-ту, или Барс-гора, а когда мы подошли к глубокой прорези долины Елангаша, она была совсем вблизи по ту сторону долины. Отсюда я рассмотрел, что вершина горы раздвоена, — сзади передней вершины выставлялась вторая, тоже снежная. После Иик-ту эта гора, пожалуй, самая красивая в Чуйской цепи. С северного склона горы спускается ледник: он, образуя дугу, загибается нижним концом на запад и выходит в боковую долину, давая начало речке Ирбис, версты через три впадающей в Елангаш. Склоны долины очень круты, местами скалисты; на той стороне я рассмотрел в бинокль стадо яков, которые вскарабкались очень высоко по склону.

Hаправив караван спускаться в долину, я остался на краю обрыва, и сделав общую съемку ледника, определил высоту Ирбис-ту. Когда определение было уже закончено, послышался какой-то далекий гул: был ли то раскат грома или обрушилась лавина, не знаю, но, усомнившись в показании барометра, я повторил определение высоты часа через три, когда спустился в долину Елангаша, и получил в сумме ту же самую цифру, т. е. 4000м.

Спуск в долину крут, но удобен: довольно мягкая тропа лавирует между скалами, на которых массами галдят каменные вороны [альпийские галки]. Hаш стан был раскинут против устья Ирбиса. Долина Елангаша в этом месте до версты шириной, совершенно безлесна (2 515 м) и имеет степной характер, однако с альпийскими растениями. Предупрежденные еше в Кара-ире, что здесь нет леса, мы захватили с собой несколько отрубков, а недостающее дополнили кизяком. Долина тоже была наполнена табунами лошадей, принадлежащих, как потом оказалось, киргизам; но сюда они заходят только летом, имея главные кочевья по южную сторону хребта.



Перевал через Чуйские белки и путь к истокам Катуни.

Закончив в основном исследование склонов Чуйского хребта, экспедиция поднялась вверх по Елангашу и перевалила через хребет. Дальнейший путь пересек до десяти правых притоков Яссатера, из которых только один, Мен, оказался ледникового происхождения. Переход в долину Яссатера ознаменовался встречами с многочисленными киргизскими аилами.

14 июля к вечеру переправлялись через Аргут, для чего сами должны были построить плот (сал) для багажа и перевезти в несколько приемов; лошади, как всегда, — вплавь.

16 июля, долиной Кок-су, поднялись до летовки Джашик-бая. «Мое прибытие к Джашик-баю, — пишет В. В. Сапожников, — как старому знакомому, было отпраздновано с кумысом, пением, пляской и даже катаньем на верблюдах. Проводник, свалившийся в прошлом году с бома на Белой Берели, оказался жив и здоров, — хотя десять дней лежал после того пластом. Это меня, конечно, очень обрадовало».

17 июля, распростившись с гостеприимным хозяином, мы поднялись на ближний перевал в северном направлении (2 560 м) и долиной р. Проездной спустились в Белую Берель. В Проездной в этом году стоял порядочный аул, которого раньше не было. Из Белой Берели прямым седлом мы поднялись на водораздел Катуни и Берели и спустились в Катунь. Катунский склон хребта был, как и прежде, болотист, и один проводник вместе с оступившейся лошадью катился кубарем несколько сажен, но это ему обошлось благополучно, так как здесь не было камней. К вечеру, идя левым берегом Катуни, мы достигли старого стана под Катунским ледником и любовались на Белуху, задернутую облаками, сквозь которые по временам просовывались то одна, то другая вершина.

Съемка Катунского ледника была сделана дважды, так что в этом отношении работы не предстояло: на этот раз я имел намерение подняться на Белуху возможно выше и надеялся при благоприятной погоде достигнуть седла между верхушками, чтобы взглянуть на северную сторону и таким образом нагляднее установить связь северных и южных ледников. Кроме того, я проверил положение нижнего конца ледника относительно большого камня, засеченного инициалами С. и Р. год тому назад против первого истока Катуни; существенной перемены в этом отношении я не нашел, только разве нижний язык ледника стал еще тоньше, чем подготовлялось отступание ледника.

В. В. Сапожников. В вершине Катуни. В. В. Сапожников. Путешествие 1898 г. Восхождение на седло Белухи. Последние годы жизни и последние путешествия. Путешествия в Монгольский Алтай. Два путешествия в Семиречье и «Очерки Семиречья». Четыре путешествия по Русскому Алтаю В. Говор. Связки рек А. Федоров. Хара-Мурин Н. Чижов. В ущелье Муксу

Просмотров: 4 207 | Категория: Писанина / А знаете ли Вы?