|
Календарь
Архив
Популярное
О сайте
Увлекательные фотографии и видео в удобной подаче? Запросто! Теперь мы можем Вас радовать подборками со всех сайтов которые мы посчитали интересными. Видео которое мы отбираем каждый день, убьет много свободного времени и заставит Вас поделится им с Вашими коллегами и друзьями, а в уютное время, Вы покажете это видео своим родественникам. Это все, Невседома. 
| |
Федор Чугунков приехал на птичий рынок, чтобы приобрести курей и утей, а вместо того купил ангелов. Чугунков достаточно побродил по рядам, поглядывая на товар и прицениваясь, но нигде еще не вступал в настоящий торг – желал подойти к делу серьезно. Он решил уже поворотить на второй круг - направиться к замеченным ранее леггорнам и руанам, когда обнаружил мужика с большой клеткой, втиснувшегося между бойкой пожилой бабенкой с цыплятами и невозмутимым стариком с тремя мешками пшена. У мужика была косматая разбойничья борода и темный засаленный прикид, смахивавший на перешитую рясу. В клетке, примостившись на шестках, сидели ангелы. Чугунков притормозил у клетки, поглазел на ее обитателей и спросил: - И кто ж это? - Ангелы, - коротко шевельнул мужик губой в зарослях бороды. Федор крякнул, потер щеку левой ладонью, а правую сунул от удивления под левую мышку. - А какая от них в хозяйстве польза? – справился он. - Ты, поди, и прусака подоить готов, - покосился на него продавец, выкатывая изо рта внушительные буквы «о», как баранки из магазинного пакета. - Тараканов не держим, - обиделся Чугунков, - а бестолковых покупок нам не надо. Помолчал и поинтересовался, умерив досаду: - Разговаривают? - Поют, - буркнул мужик. Ростом ангелы были с кенара. Чугунков постучал пальцем по пруту клетки. - Не пугай, - насупился ангельский продавец. – Это тебе не голуби. Голубей Федор не держал, а ангелы ему понравились. - Сколько стоят? – спросил он. Мужик сказал. Федор крякнул во второй раз, уточнил на всякий случай: - За пару? - Штука, - отрезал продавец. Прикинув, Чугунков твердо произнес: - Беру. Пятерых. Бородатый смерил его взором, узнал: - В чем понесешь? Федор предъявил ему свернутую в рулон клеенчатую сумку в размашистую китайскую клеточку, тот покачал головой: - Уморишь. Пошарил за афедроном и извлек на свет старое решето с высоким бортом и под марлевой накидкой. Отворив дверцу, просунул в клетку лапу и сграбастал одного ангела, осторожно сжав пальцы с черной каймой под ногтями. Ангел не пискнул. Поместив малютку в сито, мужик повторил прием четырежды. Взял у Чугункова деньги, придирчиво перечел купюры, передал решето с живностью. - А чем их кормить? – запоздало спохватился Федор. - Пищей насущной, - ответил мужик и предложил: - Нужна? Двести за упаковку. Чугунков поколебался и решил взять: ангел – не порося, баланды не плеснешь. С решетом и пакетом он отправился восвояси: руки были заняты, да и денег потратил больше, чем рассчитывал. Дома к Федору подступили жена Настена и дочь Машка. - Цыплят взял? – потянулась Настена к решету. - Сама ты курица, - отмахнулся Чугунков. Машка стянула край марли и воскликнула: - Ой! Какие хорошенькие!.. Ангелы, задрав головы, хлопали на нее глазищами. - На что они нам? – недовольно бросила Настена. – Еще передохнут… - «На что», «на что», - передразнил ее Федор, стараясь изобрести, куда приспособить ангелов, но ничего не придумал и сказал со значением: - Пригодятся. - Я за ними ухаживать буду, - встряла Машка. – Честное-пречестное. - А куда поселим? Федор озадачился. Поставил решето с ангелами на стол и полез на чердак. Погремев там барахлом, спустился со старой клеткой и предъявил ее домашним: - Вот. - Может, лучше в пустой аквариум? – засомневалась Настена. – А то ведь застудятся на сквозняке. - Не застудятся, - решил Федор. – Они к воздуху привычные. И клетка им больше подходит: она ж вся из крестов. Он указал на перекрещенные прутки. Клетку отчислили от ржавчины, устроили ангелам новоселье. Настена насыпала в кормушку купленной Федором пищи, удивилась: - Надо же! Манку едят. Чугунков дернулся, подошел, макнул палец в пыльцу, лежавшую в надорванном самодельном пакете и убедился: манка и есть. Раздосадовался: объегорили его, как дурня – столько в магазине за полтинник можно взять. Настене ничего не сказал, смолчал. Святой воды в доме не держали, плеснули ангелам обычной, кипяченой. Те не возражали. - От кошки береги, - предупредил Чугунков Машку. Но кошка рядом с ангелами держала себя умильно, не облизывалась, лапу к ним не совала. Ангелы прижились. Вели они себя смирно, чистили перышки, порхали с места на место, не галдели. В воскресенье, как донесся от церкви дальний благовест, встрепенулись и принялись петь: нежно, на несколько голосов. Федор встал послушать, дался диву: вот ведь выводят! Пели ангелы замечательно, как смычком по душе. Однажды Федор вернулся и обнаружил клетку нараспашку. Кошка лежала на стуле, намывала пузо. - Маха! Не уберегла? – рявкнул Федор. - Не шуми, - вошла Настена. – Целы все. Машка смеялась в соседней комнате. Чугунков заглянул: ангелы вились под потолком, крутились у пластмассовой люстры. - Разлетятся – получишь от меня, - предостерег Чугунков дочку. - Нет, пап, они умные, - не испугалась Машка. – Все понимают. Ангелы пролетели над Федором, и на рукав ему упала капля. - Ах, ты!.. Федор замахнулся, но Машка подскочила, обняла его за пояс, не дала любимчиков в обиду: - Это они нарочно, от сердечности! Вроде как добро струят. - Я им за такие струи… Чугунков поднял рукав к носу, принюхался. Пахло тонко, душисто, лучше, чем из флакона, который он Настене подарил к восьмому марта. - Экое… - начал было Федор и подавился словом. Помучался и выдал по складам невесть откуда пришедшее на язык: - Благо-раст-ворение. Пятнышко истаяло на глазах, не оставив следа. С тех пор ангелов выпускали все чаще и чаще. Те порхали по дому, но на улицу носа не казали. С Машкой они подружились, слушались ее – заливались не только по красным дням, а в любое время, как она просила. У Федора так не получалось: ангелы улыбались ему, но его просьб попеть будто не понимали. И вообще: купить ангелов было делом легким, а содежать их оказалось хлопотно. Выяснилось, что нравилась ангелам не одна лишь манка. Распробовали они глазурные пряники – особенно печатные, с начинкой, и вишневый пирог, и крыжовенное варенье. Федор ругался, когда находил перышко, прилипшее к сладкому краю вазочки. Настена ангелов защищала: - Сам-то волосья в расческе на зеркале оставляешь. Сколько раз тебе талдычила! А это – твари чистые. - Может, они в варенье ноги мочат? – огрызался Чугунков, гоняя ангелов газетой. Те не обижались, уворачивались, а Настена стучала по лбу: - Нашел, с кем воевать. Впрочем, и у ангелов сыскалась причуда. Встревожились они, когда Настена принесла в дом яблок. Сбились в стайку, присели на буфет, а как Федор взял мытое яблоко из миски и поднес ко рту, будто ума посходили: сорвались с места, стали чертить, точно ласточки перед дождем – низко, над самой головой. Проносились между рукой и лицом, обдавая ветром от крыльев и мешая. А едва Чугунков отгрыз кусок, раскричались жалобно и почти в глаза ему полезли. Федор озверел, хотел бить их полотенцем, Настена еле его вытолкала. Ангелы метались по помещению, никак не могли успокоиться. С трудом угомонились. - Я у себя в доме волен есть, что хочу! - возмущался Чугунков. – Не ворованное, полезное, с витаминами. - Считай, что у них на яблоки аллергия, - уговаривала Настена. К ангелам она на удивление привязалась. - Выгоню, - ругался Федор, не желая отступать слишком легко. – Сам купил, сам избавлюсь. Машка, услыхав, ударилась в слезы. - Кто по пьяному делу чертей гоняет, а наш на трезвую голову с ангелами сцепился, - заметила Настена громко. Федор только руками всплеснул. Летом решили везти Машку к морю на две недели – деньги были. Настена с Машкой собрались, Федор остался: хозяйство не бросишь. Машка и радовалась, и переживала одновременно: за ангелов опасалась. - Не бойся, - успокаивал Чугунков. – Пригляжу. Со скотиной справляюсь, значит, и с ними справлюсь. - За ними особый уход нужен, - ныла Машка. Еле выпроводил. Без семьи было, конечно, труднее – скучновато, и заботы на тебе одном, и свежего борща никто не варит. Но Федор держался. В пятницу взял традиционную беленькую, настругал закуски, сел за стол. Ангелы здесь же уписывали ломоть медовика. В обычные дни Настена составляла Федору компанию, а тут пришлось уговорить бутылку одному. Чугункову взгрустнулось и, чтобы поднять настроение, он вдогонку выставил на стол бражки собственного изготовления. - Пить вы со мной не пьете, - вздохнул, обращаясь к ангелам. – Может, хоть споем вместе? Ангелы зыркали на него и помалкивали. Федор плеснул себе еще и упрекнул: - Никакой от вас пользы. Выпил и снова спросил: - Так споем? В одиночестве затянул что-то и умолк. Обида подступила к Чугункову: - Значит, есть-пить из моих рук можно? А песню поддержать – зазорно? Федор рывком поднялся из-за стола: - Раз так, сейчас я вам устрою изгнание из рая. В поте лица будете мыкаться. А ну, кыш!.. Ангелы взвились, как взлетали сизари в детстве Чугункова – свечой. …Когда жена с дочкой вернулись, Машка, повисев на шее у Федора, в первую голову кинулась к своим любимцам. Не нашла их, позвала. Клетки в комнате тоже не было. - А где они?.. Ангелочки?.. - Ну их, - нахмурился Чугунков. – Надоели. И неправильно это – с ангелами вместе жить. Чай, не в райских кущах. - Выгнал? – заревела Машка. – Зачем? Они же хорошие! - Ты что натворил? – набросилась на него Настена. – Одного оставить нельзя! - Да живые, живые они! – не выдержал Чугунков. – Никуда не делись. Просто обособил я их чуть-чуть. Мы ж птицу да хрюшек в комнаты не пускаем? А ангелам от этого только польза вышла. - Это как? – не поняла Настена. - Пойдем, - скомандовал Федор. Он поднялся на чердак. Настена и Машка полезли следом. На чердаке было темновато, только в дальнем углу что-то светилось. - Вот, глядите. Под самой крышей, вверху, прилепилось гнездо – не гнездо: то ли плетень из желтых стеблей, то ли золотая решетка. Над сооружением поднималось теплое зарево, и горела вверху яркая точка – распушившая лучи звезда. Тихое пение доносилось из ангельской обители. - Устроили там, понимаешь, собственное царствие небесное, - сердито сказал Федор. Но настоящей строгости в голосе у него не было. © zh_an Мечты идиота Ты помнишь, как раньше, мальчишкой сопливым, О детской железной дороге мечтал? Чтоб стрелки, вагончики, локомотивы… Но в голосе мамином – только металл: «Купить мы не сможем, и в комнате места Нам явно не хватит, ты как ни крути, Когда переедем, посмотрим мы, честно. Все будет ещё, ты пока подрасти». Теперь-то купил бы. Что может быть проще? Но выкинул мысли ты из головы. По деньгам доступно, позволит жилплощадь. Да только уже не упёрлось. Увы. И что там дорога? Да многое просто Для нас из того, что тогда не могли… А помнишь, как раньше, прыщавым подростком, Ты грезил отчаянно джинсами Lee? Заклёпки и молния, label из кожи, А в жизни носил ты, понятно, не те. Штаны «большевичка» на Lee не похожи Совсем, хоть неделю вари в кислоте. Ты помнишь, как шарился по барахолке, Задать не решаясь про цену вопрос, Мечтая, как джинсы наденешь, и тёлки Все в очередь встанут к тебе на отсос? Не вредно мечтать, но фарцовщик патлатый Накрутит такой ценовой беспредел, Что маминой даже не хватит зарплаты. И снова и снова ты был не у дел… Сейчас-то не так. И мечта твоя рядом, Не то, что синица – журавль в руке. Но тупо скользишь ты скучающим взглядом По синим рядам из штанов в бутике… Всё меньше ты хочешь теперь отчего-то, Уныло и маетно тянутся дни. Да тем и ужасны мечты идиота, Что свойство сбываться имеют они… Кончается водка, и ночь на исходе, Назойливо светят в окно фонари… Ты помнишь, как раньше мечтал о свободе? Да вот же она. Не пугайся, бери! Скажи «мяу»! В один прекрасный весенний день работник ДЭЗа Павел Петрович Пятаков, или, как его попросту называли, Петрович, с нетерпением дожидался вечера. До получки оставалась неделя, все пустые бутылки были давно сданы, и вылазки было не избежать. Он взял гаечный ключ, засунул его за подкладку куртки, крякнул и вышел из квартиры. Спускаясь по лестнице, сантехник вспоминал тот первый случай, когда все в его жизни перевернулось с ног на голову. В тот день ему в очередной раз задержали зарплату. Начальник, довольно гнусный тип с физиономией хорька в ответ на жалобы сказал: «Не бросишь пить – денег вообще не будет». Пятаков замысловато выругался (про себя) и ушел, несолоно хлебавши. Вечером Петрович околачивался у пивного ларька. Денег не было ни копейки, и сантехник ходил кругами, заводился, зверел. Вдруг к ларьку подошел какой-то хмырь. Молодой еще, лет двадцати двух, но одетый с иголочки: кожаное пальто, ботиночки, очки дорогущие в золотой оправе, в руках – кожаный портфельчик. Пижон одним словом, ботаник. Очкарик нагнулся к окошку ларька, попросил сигарет и достал из кармана толстый лопатник. Петрович подошел, заглянул ботанику через плечо и охренел. Таких деньжищ он в жизни не видел одновременно. - Парень, дай десять рублей! – сказал Пятаков. Пижон даже ухом не повел, гаденыш этакий. Забрал сигареты и пошел. Петрович нахмурился, выждал секунд десять, и пошел вслед за ботаником, сохраняя дистанцию. Вскоре тот свернул в подворотню, и сантехник нагнал его. - Эй ты, глиста очкастая, поди сюда! – ласково позвал Петрович. Очкарик обернулся. - Простите, это вы мне? - Тебе-тебе, – мрачно сказал сантехник, поднимая с земли железный обрезок трубы. Очкарик попятился назад, и Петрович быстро прижал его к стенке. - Кем работаешь? – рявкнул Пятаков. - Топ-менеджером, - боязливо сказал гаденыш. - А почему вы спрашиваете? - Штаны, значит, просиживаешь! – закричал Петрович. Мозоль на заднице натираешь! Бабки лопатой гребешь! В то время, как я! Вот этими вот руками! - Извините, я не знаю, о чем вы, – пролепетал недомерок, нервно оглядываясь. – Мне лучше уйти. - Ах ты, змееныш! – крикнул Петрович и легонько стукнул ботанику трубой между глаз. Раздался мелодичный звон. Пижонские очки недомерка разлетелись брызгами, а сам он осел на землю, подвывая. - Знай наших! – победно провозгласил Петрович. Внезапно ботаник встал на карачки и пополз прочь, смешно вихляя задом. - Куды! – взревел сантехник. И пощекотал трубой гаденышу затылок. Тот ткнулся носом в асфальт, да так и остался. - Ты че? – сантехник пнул ботаника ногой, но он больше не шевелился. - За-мо-чил, за-мо-чил! – застучало в висках у Петровича. Он хотел бежать со всех ног, но тут краем глаза заметил, что из кармана недомерка выглядывает, как бы заманивая, угол лопатника. Тревожно оглядываясь, Петрович вынул лопатник, прихватил заодно и портфельчик и побежал прочь. В портфельчике не оказалось ничего путного – какие-то бумажки. Зато в лопатнике обнаружились куча всяких буржуйских карточек и десять тысяч рублей с мелочью. Петрович на радостях устроил запой на неделю, и его выгнали из ДЭЗа. Но ему было уже все равно: он нашел куда более удобный способ заработка. Когда деньги кончились, он, вооружившись гаечным ключом, поехал ночью в соседний район, нашел там такого же ботаника, убил и разбогател на семь тысяч. Но тут Пятаков столкнулся с неожиданной проблемой: поскольку ему больше не надо было ходить на работу, деньги потекли рекой и закончились через несколько дней. Петровичу пришлось вернуться в ДЭЗ, поставив хорьковатому начальнику коньяк. С тех пор он совершал такие «вылазки» примерно раз в квартал, примечал состоятельных на вид, но хлипких мужичков. Петрович вышел из подъезда во двор. До сумерек оставалось еще несколько часов, и он маялся ожиданием. На лавочке сидела соседка Антонина Семеновна и о чем-то оживленно сплетничала с подругами. Сантехник подошел поближе. - А Танька-то кажинный день мужиков к себе водит! Совсем срам потеряла! Кажинный день! – увлеченно вещала она. - А Васька-то соседушка наш, вор! Миллионы ворует! Вчера домой с авоськой возвращался, думаете, что там, в авоське-то? Деньги ворованные, миллион! Петрович усмехнулся и собрался было уходить. - А в городе у нас маньяк объявился, – вдруг понизила голос Антонина Семеновна. – Я точно знаю, мне Балмашова говорила. Пятаков насторожился. – Елки, так это же они про меня! – озарило его. - Брешешь, Семенна! – захихикали бабки. - Точно говорю! Кажинный день убивает человеков! - Ну, это уж слишком, - подумал Петрович. - Так прямо и каждый день? – вслух спросил он. - На что ж мне врать-то? – обиделась старуха, входя в раж. – Каждый день мужиков убивают! И отрезают им! Отрезают… Ну, ты понимаешь! - Неправда! – вскричал сантехник. Во дворе вдруг стало тихо. - Что неправда-то? – спросила одна из бабок. Петрович пропотел. - В Васькиной авоське картошка была, вот что! – презрительно сказал Пятаков, сплюнул и ушел со двора. Спустя два часа Петрович шагал по пустынным улицам с гаечным ключом за подкладкой и выискивал свою жертву. И вдруг увидел ЕЁ. Она шла по тротуару, грациозно покачивая бедрами. Волосы цвета воронова крыла колыхались бушующим водопадом. Глядя на округлое под тонкой брючной тканью, Пятаков забыл о том, зачем сюда пришел. Внутри него что-то задрожало, и неожиданно задергало в левом боку. Он вдруг ясно представил себя с этой красоткой. Потом вдруг ни к селу ни к городу вспомнил свою покойную супругу, Марфу Ивановну, и его передернуло от отвращения. Девица свернула в глухой переулок, и сантехник пошел за ней. - Значит так, - лихорадочно соображал Петрович, вынимая гаечный ключ. – Подкрасться тихо и оглушить, только слегка. А там видно будет. Неожиданно красотка обернулась, озорно посмотрела на сантехника и кокетливо спросила: - Что вам надо, молодой человек? Пятаков, которого не называли молодым человеком уже много лет, на секунду растерялся. И вдруг красавица своим тонким наманикюренным пальчиком ткнула его в солнечное сплетение. Сантехник выронил гаечный ключ и повалился на землю, держась за живот. - Ко-отик! – сказала вдруг девица. – Скажи «мяу»! - Мгмкхххауу – пролаял, задыхаясь, Петрович. - Разве так говорят «мяу»? – обиженно протянула брюнетка. Очумевший от ужаса Петрович судорожно сглотнул и тихо произнес: - Мяу. - Котик! – радостно вскричала девица. Гуляка! А ты знаешь, что с гуляющими котиками делают? Пятаков вспомнил слова Антонины Семеновны и почувствовал, как на нем зашевелились брови. Девица открыла сумочку и достала оттуда что-то металлическое, угрожающе позвякивающее. Сантехник рывком поднялся и хотел убежать, но красотка рубанула его ладонью по шее. Мир рассыпался на тысячу мелких осколков. Пятаков лежал, не в силах пошевелить ни единым членом. - Не бойся, котик, - успокаивающе, даже нежно, сказала девица. – Так нужно! А потом все будет хорошо. Увидишь, все будет хорошо… | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
