|
Календарь
Архив
Популярное
О сайте
Увлекательные фотографии и видео в удобной подаче? Запросто! Теперь мы можем Вас радовать подборками со всех сайтов которые мы посчитали интересными. Видео которое мы отбираем каждый день, убьет много свободного времени и заставит Вас поделится им с Вашими коллегами и друзьями, а в уютное время, Вы покажете это видео своим родественникам. Это все, Невседома. 
| |
На часах был полдень. Мы с Ершовой сидели и пили. Она чай, а я коньяк. Спизженный по случаю из папиной заначки под шкафом. На часах был полдень. А пить мы с Ершовой начали тоже в двенадцать. Только ночи. И последние три часа пили мы молча. - Экий пидорас. – Я решила нарушить тишину, ибо чувствовала, что за минувшие сто восемьдесят минут мы с Юлькой расплодили батальон конной милиции. - Экий, действительно. – Подтвердила Ершова, и похлопала себя по животу: — Слушай, я уже четыре литра чая выдула, а ты всё ещё к консенсусу не пришла. - Не пойду я к твоему консенсусу. – Я машинально пригубила свой стакан, потому что коньяк в общем-то кончился ещё в шесть утра, второй бутылки не было, а чаю не хотелось. – Грех это, Ершова. - Грех, Лида, это жену больную бросать. С дитём малым! – Повысила голос Юлька, а я спросила: - Почему больную? - Да потому что только больная на голову баба, когда её муж бросает, двенадцать часов подряд ебёт мне мозг на тему «Как вернуть эту паскудину?», а советов моих слушать не желает! – Закричала Ершова, и схватила меня за шкирку: — Собирайся, брошенка. Это твой единственный шанс. Вовка бросил меня месяц назад, и возвращаться упорно не желал. Собственно, лично мне он не особо-то был и нужен. Разве что зарплаты его жалко было, и пиписьки вот такущей. А больше в Вовке ничего хорошего и не было. Но ребёнок по нему скучал, а сыну я никогда ни в чём не отказывала. На уговоры и лесть Вовка не поддавался, а в ответ на моё телефонное обещание не давать ему видеть ребёнка – предсказуемо приехал и дал мне в глаз. Все возможные варианты были испробованы, и кроме фингала никакого результата не принесли. И тогда на помощь пришла Ершова. Если, конечно, можно назвать помощью Юлькино желание отвести меня к бабке-цыганке, которая поплюёт-пошепчет, и Вовка вернётся обратно в ячейку общества. Вместе с зарплатой и пиписькой. Мне такая помощь не нравилась, но с Ершовой спорить бесполезно. - Страшно чота мне, Ершова. – Поёжилась я, стоя у облезлой двери с обгрызенной дермантиновой обивкой, за которой проживала Юлькина бабка-кудесница. – И денег жалко. Ой, жалко… - Страшно уродиться дурой. – Весомо ответила Ершова. – Страшно идти в КВД после твоего дня рождения. Страшно десять лет жить с сильно пьющим мужем-молдаваном. А бабка это хуйня. И деньги плачу я. Хуле ты их жалеешь? По всем пунктам Ершова была права, поэтому я вздохнула, и нажала на кнопку дверного звонка. В приоткрывшей щели появился один пышный чапаевский ус, и приветливо нам махнул. Расценив этот жест как приглашение войти, мы с Ершовой, собственно, и вошли. Обладатель чапаевского уса повернулся к нам спиной, и посеменил по коридору, как болотный огонь. Мы шли за ним, и с каждым шагом мне всё больше хотелось развернуться и убежать обратно. х## бы с ней, с зарплатой Вовкиной. И х## бы с пиписькой. Внутри меня поднималась и бурлила волна паники. Хотя, возможно, это бурлила медвежья болезнь. - Сюда. – Сказал своё первое слово человек с усом, и толкнул какую-то дверь. - Сюда. – Шёпотом повторила Юлька, и тайком перекрестилась. Моя паника забурлила так громко, что это услышала Ершова, и прошипела мне в ухо: - Я тебя к святому человеку привела, к благодетелю, а ты, простигосподи, обосрамшись. Ёбаный стыд! Я покраснела, и усилием воли попыталась подавить бурление паники. Не вышло. В помещении, куда нас завёл человек с усом, было темно и страшно. И подозрительно воняло. - Ты что творишь-то, сволочь? – Юлька вцепилась мне в жопу ногтями. – Совсем сдурела? - Это не я! – Заорала я шёпотом. – Тут, по ходу, труп чей-то припрятан. Я так не навоняю! - Навоняешь. – Пообещала Ершова, почти касаясь своими зубами моей шеи. – Если щас не заткнёшься. Я энергично задышала через рот, и перестала огрызаться. В темноте кто-то чиркнул спичкой, зажёг свечку, и стало немножко светлее. - Садитесь – Сказал человек с усом, и повернулся к нам лицом, демонстрируя второй такой же пышный ус, и мощные сиси туго обтянутые тельняшкой. В усах и сисях мне почудилось что-то знакомое. - Это бабка?! – Я забыла о том, что мне нужно молчать, и повернулась к Ершовой. Та покраснела до синевы, заклацала зубами, но ничего не ответила. Паника во мне вновь громко забурлила. - Вижу. – Вдруг сказали усы, и нацелились на меня. – Вижу, любишь ты чернобрового. Я оглянулась. Юлька победно смотрела на меня, как бы говоря своим видом: «Видала? Не бабка, а оракул, блять!» - Чёрные брови в наше время страшная редкость. – Подтвердила я бабкины слова, и почувствовала что паническое бурление стремительно исчезает. – Только раз в жизни и видала. - Не выёбывайся! – Прошипела сзади Юлька, и больно дёрнула меня за волосы. – Умничает она. - Вижу. – Снова сказали усы и тревожно завибрировали. – Вижу, ушёл твой чернобровый. К женщине! Ершова за моей спиной ахнула. Я поднялась со стула, отряхнула жопу, и сказала: - Большое спасибо за информацию. Я два месяца думала, что мой чернобровый ушёл к другому мужику. Потому что пидорас. Но сейчас я вижу, что ошибалась. Вы открыли мне глаза. Ершова, дай тёте побольше денег, и пойдём отсюда. - Сядь! – Заорали на меня усы, и я снова забурлила. – Сядь и слушай! Мужа твоего Володей зовут. Сыну вашему два года. Летом будет. Ушёл твой муж к другой женщине. Не сам ушёл, приворожили его. Вернётся он, если слушать меня будешь. Поняла? - Это вам Юлька про меня рассказала? – Ответила я вопросом на вопрос. Усы ухмыльнулись. Повибрировали. Потом распушились и наклонились к моему лицу: - В три года у тебя любимая игрушка была. Красная плюшевая обезьянка Чича. Ты с ней месяц не расставалась, а потом в окно выкинула. Папа твой на дерево за ней полез, и пизданулся. До сих пор, поди, спиной мучается. Усы победно встопорщились, а Ершова за спиной ахнула ещё громче. Я молчала. Потому что бабка сейчас сказала истинную правду. Была у меня обезьянка, помню. Чичей звали, действительно. И папа с дерева потом пизданулся. Всё верно. И Ершова про тот случай точно ничего знать не могла. Волшебство, блять! - Теперь слушай дальше. – Усы были довольны произведённым эффектом, это было заметно. – Я тебе сейчас дам сахару и овса. - Чо я, лошадь? – Вяло возмутилась я по инерции. - Дура ты! – Пропыхтела сзади Ершова. – Бери чо дают, и не выёбывайся! - Бери ручку, и записывай что будешь делать. – Сказала бабка, и сунула мне в руки бумажку. – Пиши… Через полчаса мы с Ершовой вывалились на улицу, сели на лавочку у подъезда, и спешно закурили. - Нихуя себе, – сказала я Ершовой, глубоко и нервно затягиваясь, — откуда она про Чичу знает? - А я тебе чо говорила, а? – Юльку трясло. – Ведьма она, Лида. Мне самой знаешь как стрёмно там было? - Так, может, это ты у бабки и навоняла? – Развеселилась я, и пихнула Юльку плечом. - А вот не знаю, Лида. – Огорошила меня откровенностью подруга. – Я, когда сильно боюсь – себя не контролирую. Боюсь я её до смерти. Но она мне нужна. - Тебе-то она зачем? – Я затушила о ножку лавочки сигарету, и повертела головой в поисках урны. – От тебя ведь Толясик не ушёл никуда. - То-то и оно. – Юлька цокнула языком. – То-то и оно. Десять лет живём – а он всё никак не свалит, пидорас. Мы с бабой Валей отворот щас делаем. По всем правилам. - И как? Есть результаты? - А то! – Ершова тоже затушила сигарету, поискала глазами урну, не нашла, и бросила окурок под лавку. – Я его зельем специальным травлю. От него Толик в запой ушёл на месяц – я его дома всё это время не видала, а щас он в Кишинёв собирается. Мне баба Валя пообещала, что там ему гопники молдавские арматурой по башке дадут. Вот какое хорошее зелье. - Ну ты и скотина, Ершова. – Возмутилась я. – Это ж грех-то какой: человека со свету сживать! - Грех – это блядей домой таскать, пока я у мамы в гостях! Грех этих блядей ебать на моей кровати! И самый большой грех – это десять лет торчать у меня перед глазами! – Заорала Юлька, и неожиданно успокоилась: — Баба Валя, правда, чота прихуела в последнее время. Раньше за приём пятихатку брала, а теперь штуку. Да ещё за каждую хуйню деньги дерёт. Твой сахар мне в сто баксов влетел. Это не сахар, а какой-то золотой песок. Про овёс вообще молчу. Я покраснела, и тоже щелчком отправила свой окурок под лавочку: - Пойдём, Ершова. Мне ещё заклинания наизусть учить надо. И к ритуалу готовиться. Юлька, вопреки моим ожиданиям, не заржала, а положила мне руку на плечо, крепко сжала, и многозначительно кивнула. Дома я перерыла весь шкаф, в поисках нужного девайса для дьявольской мессы с участием меня и сахара, и не нашла. - Мам! – Крикнула я из комнаты. – У тебя белая простынь есть? Новая и без рисунка чтобы. - Единственную новую белую простынь… — В комнату вошла мама, — …я берегла для твоей первой брачной ночи. Хотела чтоб всё как у людей. - У каких людей? – Я запихивала обратно в шкаф постельное бельё. – У ебанутых, которые простыню с утра на забор вывешивают? - У нас забора нету. – Ответила мама, и я так и не поняла: если б забор был – она б простыню туда повесила что ли? - А простыня есть? - А простыня есть. - Давай её сюда. Давай, и не спрашивай зачем. Я на ней буду строить своё счастье. - Под девстенницу собралась косить? – С сомнением посмотрела на меня мама. – Я, конечно, не Станиславский, но ничего у тебя не получится. - Посмотрим. – Я захлопнула дверь шкафа, и протянула руку: — Давай простынь. На часах было без четверти двенадцать ночи. Если я всё правильно рассчитала, то пяти минут мне хватит для ритуала с сахаром и простынёй, и за десять минут я успею добежать до перекрёстка, на котором ровно в полночь сотворю заклятие и рассыплю овёс. Я расстелила на полу простыню, скинула халат, и оставшись в одном пупочном пирсинге зачерпнула горсть стобаксового сахара, и начала усердно втирать его в свои сиськи, приговаривая: - Как сахар этот бел и сладок – так чтоб и тело моё белое было таким же сладким для мужа моего неверного. Чтоб как без сахара человек жить не может – так чтоб и без грудей моих молочных жить не мог мой муж неверный. Как… Скрипнула дверь, и в приоткрывшейся щели показался голубой глаз младшей сестры Машки. За долю секунды этот глаз оценил обстановку, и вытянулся из щели как перископ. - Лида, ты ёбнулась? – Дверь распахнулась и на пороге появилась сестра. Вся целиком. – Ты чего это делаешь? - Без грудей моих молочных жить не сможет мой супруг неверный! – Отчаянно крикнула я, поняв уже, что сбилась с текста, и что ритуал теперь надо проводить заново. - Почему не сможет? – Удивилась сестра. – Ты-то, вон, как-то живёшь всю жизнь без грудей молочных. Ну и Вовка проживёт. Тем более, что он с тобой уже и не живёт. - Иди отсюда, дура! – Заорала я на сестру. – Я ритуал сотворяю! Я мужа возвращаю! А ты пришла и всё испортила, бестолочь! Машка устыдилась, присела на корточки, собрала с простыни сахар и протянула мне: - Так это… Дверь надо закрывать. Раз ритуал у тебя. Хочешь, я тебе этим сахаром спинку потру, а? Я завыла. - Без сахара Вовка жить не может, с##а неверная, и без сисек Лидкиных не проживёт, потому что сдохнет от скуки. – Зачастила Машка, размазывая по моей спине сахар. — Ты катись-катись, сахар, по грудям Лидкиным молочным, и прикати нам обратно мразь неверную, и зарплату его большую. Как-то так? - В общем-то, всё так. – Я шмыгнула носом. – Даже лучше чем в бумажке написано. Про зарплату очень верно всё сказала. - А дальше что? – Сестра горела желанием помочь, и исправить свой косяк. - Дальше сахар этот надо собрать, а когда сюда Вовка придёт – как угодно этим сахаром надо его накормить. - Я могу его за руки держать, а ты тогда в рот ему сахару сыпани. Пусть жрёт. – Выслужилась передо мной Машка. - Проще компот сварить, и угостить его. – Я озвучила здравую мысль, и сестра со мной согласилась. На часах было без пяти двенадцать. Я ойкнула, и начала быстро одеваться, попутно повторяя вполголоса заклятие, которое надо сотворить на перекрёстке через пять минут: - В поле богатом есть нора засрата, там срамной порог, там живёт хорёк. Поди, дристунья, с той норы на соперницу мою коварную! - А это ещё что? – Изумилась Машка. - Это я щас на перекрёстке читать буду. – Пояснила я, застёгивая джинсы. – Я понос на Вовкину тёлку нашлю. Алый и буйный. - А чо только понос? – Удивилась сестра. – А проказу наслать дорого очень? А язву сибирскую? А СПИД, сифилис и гарденеллёз? - Сдурела? – Я даже перестала одеваться. – Нахуй мне потом Вовка нужен будет с таким букетом? Это ж вся его зарплата пойдёт на пожизненные таблетки! А понос это незаразно. Будет она дристать неделю, Вовке надоест, и он ко мне обратно придёт. Я-то не дрищу. Да и грех это – проказу насылать. – Спохватилась я в самом конце, высыпала себе в карман овёс, и открыла входную дверь: - Ну всё. Я пошла. - Я с тобой! – Засуетилась Машка. – На улице темно уже, а ты одна. Я тебя провожу. - Бабка мне сказала, что после сотворения заклятия надо молча идти домой, и всю дорогу нельзя ни с кем разговаривать. - И что? – Сестра уже застегнула куртку. – Я с тобой разговаривать и не собираюсь. Я просто тебя провожу туда и обратно. Идём, идём. До перекрёстка мы добежали как раз к полуночи. И откуда в такое время на дороге столько машин? Я ещё понимаю, был бы это центр города, так ведь самая окраина! Дальше только Крыжополь! На светофоре зажёгся зелёный человечек, и поток машин с четырёх сторон замер на пятнадцать секунд. Я выскочила на середину перекрёстка, хапнула из кармана горсть овса, и воздела руки над головой: - В поле богатом! Есть нора засрата! Там живёт хорёк! Дрищет под пенёк! Дристани и ты, моя соперница! – Я решительно швырнула куда-то овёс, и тут зелёный человечек сменился красным, и поток машин двинулся мимо меня. Из каждого окна проезжающей мимо машины на меня смотрели большие глаза водителей. А кто-то даже откровенно ржал. - Заново! Заново хуячь! – Закричала мне с тротуара Машка. – Ты всё неправильно сказала! Быстрее читай, валить надо! - Срёт хорёк в своей норе! – Отчаянно завопила я. – Дрищет утром в конуре! Обдрищись и ты, моя соперница! Машка на той стороне улице схватилась за голову, и начала тихо приседать. - Почему мешаем дорожному движению? – Вдруг спросил меня чей-то недружелюбный голос, и я повернула голову. Кто бы сомневался. Сине-белая Волга, и два усатых еблища в окошке. А у меня ни документов, ни права голоса. Я потупилась и ничего не ответила. - Милиция! – закричала Машка, и короткими перебежками поскакала через дорогу. – Милиция! Я всё сейчас объясню! - А ты чо, адвокат ейный штоле? – Хохотнуло одно еблище. – Пусть она сама и рассказывает. Чо за хорьки тут у вас дрищут? - Она ничего щас сказать не может. – Вступилась за меня Машка, и зачастила: — Это моя сестра Лидка. От неё муж ушёл… - Да я б тоже от такой съебался! – Заржало второе еблище. - Ну вот и он ушёл! – Не стала спорить с милицией сестра. – Ушёл, и зарплату не даёт. А Лидке дитё кормить надо. Поэтому мы сегодня творим заклятие на возврат мужа. Всё законно, если чо. Мы никому СПИДа не желаем. Мы только поноса хотим. Мы сахару в груди молочные втёрли, и теперь овёс сыплем. Понятно? Я тихо заплакала. - Понятно. – Через минуту отмер один из милиционеров, вышел из машины и распахнул заднюю дверь: — Поедем, прокатим ваши груди молочные до сто восемьдесят четвёртого отделения. - Лида, — наклонилась ко мне Машка, — дёргаем отсюда. Пока при памяти. Я посмотрела на сестру, и почти услышала как в голове у меня прозвучало: «Раз! Два! Три! Бежим!» Двухметровыми прыжками, отталкиваясь от мостовой двумя ногами как кенгуру, я поскакала во дворы. Машка не отставала. - Левее! Левее бери! – Кричала сестра сзади, а я петляла как заяц: то влево, то вправо. Путала следы. - Есть! – Выдохнула Машка, захлопывая за нами тяжёлую подъездную дверь. – Оторвались. Тебе уже разговаривать можно? - Можно, наверное. Всё равно я всё неправильно сделала. Зря Ершова за меня столько бабла старухе отвалила. – Усилием воли я сдержала набегающие на глаза слёзы. - А знаешь что? – Машка достала ключи, и открыла дверь нашей квартиры, — Я думаю, что Вовка тебе нахуй не нужен. Ну вот зачем тебе такой мужик-колобок? От тебя ушёл потому что надоела. И от бабы той уйдёт, потому что у неё понос. А потом ты слив немытых нажрёшься как прошлым летом, и сама на неделю туалет оккупируешь. А Вовка опять к той бабе ломанётся. Так и будет бегать, чмо поносное. Оно тебе надо? - Не надо. – Подумав, ответила я. – Чота мне его возвраты дорого обходятся. А Ершовой ещё дороже. - Ну вот и плюнь на него. А то ещё компот ему вари, с сахаром дорогущим. Да такой сахар я сама сожру без всякого компота! Входи уже. И Машка закрыла дверь. На три замка. Месяц спустя мы с мамой пошли на рынок за свиными ногами. Холодец варить чтобы. Папе приспичило. Обошли все триста квадратных метров рынка, а ноги маме всё не нравились: то копыта у них грязные, то ноги кривые. - Если ты щас ничего не купишь, я тебе свою собственную ногу отдам. – Пообещала я маме. - Щас в последнее место зайдём. К Валечке. У неё всегда мясо хорошее. – Сказала мама, и круто завернула за угол. Я на секунду запнулась, а когда свернула вслед за мамой – увидела её спину у прилавка. И услышала голос. Не мамин, но тоже очень знакомый: - Вот ножки хорошие, сегодня привезли. Я для себя отложила, но тебе отдам, по старой дружбе-то. Печени не хочешь взять? Ох, хороша печень сегодня! Ты только посмотри на неё! Я медленно подошла к прилавку, и за маминой спиной обнаружила знакомые чапаевские усы. Усы смотрели на меня, и судя по их нервному подёргиванию, они меня тоже признали. - Валечка, а это Лидка моя, старшая! Ну, про которую я тебе рассказывала, что муж её бросил – мама повернулась ко мне сияющим лицом, и потянула за рукав. – Лида, ты помнишь тётю Валю? Она раньше в соседней квартире жила, где Димка Сафронов щас живёт. Помнишь, она тебе ещё обезьянку Чичу подарила, когда тебе три годика было? Как же ты любила эту Чичу! Лида, ты что? - Ничего. Я медленно подошла к прилавку, сняла с весов свиные ноги, и сложила их в пакет. - Лида! – Нервно взвизгнула мама. - Тихо. – Не своим голосом прошипела я, и наклонилась поближе к усам: — Печень хорошая сегодня? Давай печени. Килограмм пять давай. У меня как раз гемоглобин к хуям понизился после твоих ритуалов. Ой, спасибо. Хороша печень, хороша. Сколько с меня? Правильно, нисколько. Подарок от фирмы. Ты же не хочешь, чтобы я рассказала Юлькиному мужу, что она его с твоей помощью хуйнёй травит? Правильно, не хочешь. А теперь до свидания. Да, и за Чичу спасибо. Ухватив оторопевшую маму под руку, я развернулась и потащила её к выходу. - Что это было? – Обморочным голосом спросила меня родительница на улице. - Торжество справедливости. – Ответила я, и по-хозяйски похлопала рукой по пакету с пятью килограммами печёнки. - Тихо. – Не своим голосом прошипела я, и наклонилась поближе к усам: — Печень хорошая сегодня? Давай печени. Килограмм пять давай. У меня как раз гемоглобин к хуям понизился после твоих ритуалов. Ой, спасибо. Хороша печень, хороша. Сколько с меня? Правильно, нисколько. Подарок от фирмы. Ты же не хочешь, чтобы я рассказала Юлькиному мужу, что она его с твоей помощью хуйнёй травит? Правильно, не хочешь. А теперь до свидания. Да, и за Чичу спасибо. Ухватив оторопевшую маму под руку, я развернулась и потащила её к выходу. - Что это было? – Обморочным голосом спросила меня родительница на улице. - Торжество справедливости. – Ответила я, и по-хозяйски похлопала рукой по пакету с пятью килограммами печёнки. Тяжелая медецинская доля Среди пациентов отделения физиотерапии, видимо, распространяется секретный циркуляр, о содержании которого можно догадаться по их поведению. Никогда не надевайте чистое нижнее бельё и не принимайте душ перед процедурой. Придя в кабинет для получения процедуры, вы привнесёте новую коллекцию ароматов. Медики любят разнообразие. Никогда не выключайте сотовые телефоны, когда принимаете процедуру. Медики так любят ваших Билана и «Мурку»! Во время некоторых процедур (УВЧ, СВЧ) есть высокий шанс спалить свой «кирпич» и потребовать компенсацию на покупку нового айфона. Обязательно орите в трубку, ведь именно во время проведения процедуры у вашего собеседника резко ухудшается слух. Непременно засуньте сотовый телефон за физиоаппарат, под подушку или в другое секретное место и забудьте его там. После придите в кабинет и заявите, что медики украли ваш сотовый телефон, и вы пойдёте писать заявление в милицию. Наденьте все ваши золотые украшения: серьги, кольца, цепочки, заколки. Никогда не снимайте их, даже если медики настойчиво просят это сделать и тычут в нос какой-то инструкцией. Золото очень хорошо проводит ток — есть шанс получить компенсацию за ожог. Обязательно потеряйте одно украшение. Опять придите в кабинет и скажите, что у вас его украли, и вы опять пойдёте писать заявление куда надо. Очень интересно наблюдать, как медики в позе истребителя ползают под кушетками в поисках вашего колечка. Если вы легли на кушетку и забыли снять носки, штаны, трусы, обязательно прикажите медикам сделать это за вас. Если же вы пришли прямо с улицы, прикажите медикам стащить с царственных ног сапоги. Именно этому учат четыре года в медколледже. Обязательно спросите: «Какого года выпуска физиоаппарат?» Медики на полставки работают ещё и музейными работниками. Обязательно заявите, что не желаете лечиться на таком старом барахле. У медиков очень большие зарплаты, они обязаны покупать оборудование сами. Обязательно спросите медика, который вас лечит, сколько тот получает. Он очень интересно будет краснеть. Непременно узнайте, как доктор содержит на эти деньги семью. Никогда не говорите медику, что вам где-то жжёт, горячо или неприятно. В медколледже развивают телепатию — доктор это должен почувствовать. Терпите до последнего. Заходя в кабинет, никогда не стучитесь, а следуйте сразу в кабинку. Неважно, что там есть раздетый пациент. Перед входом обязательно забудьте название процедуры и свою фамилию. Медик будет перебирать все стопки с направлениями, чтобы узнать, какая процедура необходима, но перед этим обязательно спросит: «Как ваша фамилия?» Тут же гордо скажите: «УВЧ». Медик подумает, что вы иностранец, и ещё больше будет вас уважать. Если вам назначили время и дали направление, тотчас же выкиньте эту бумажку и забудьте назначенное время. Приходите, когда вам удобно. Неважно, что аппарат занят другим пациентом — потребуйте найти вам свободный. Медики обычно прячут 50-килограммовый аппарат в рукавах или карманах, лишь бы не проводить вам процедуру. После того, как медик вышел из кабинки, обязательно отсоедините от себя электроды и излучатели, внимательно изучите их, потыкайте кнопки на приборе, покрутите ручки — интересно же! Если вас при этом ударит током, вы не виноваты — медик должен был это почувствовать и телекинетически отключить аппарат. Площадь Дело было в субботу. Чтобы искупить вину за вчерашний поздний приход, пятница как-никак имела место быть, пытаюсь приладить какую-то готичную полочку в ванной. Маринка, жена моя, сначала молча ходила, обиженая типа. Потом видимо заскучала и стала вокруг меня крутиться. И нет-нет, а подсказку какою нибудь выдаст. "Тут левее, тут правее, тут наискосок, а здесь, вообще, поаккуратнее." Ну и естественно, когда я молотком себе влегкую по пальцу прошелся, сказал такую речь: - Марин, вот ты знаешь, почему нельзя сексом на площади заняться? - Почему? - наивно так спрашивает. - Да потому, что советами заебут! Сказал и сказал, дальше с этой полочкой упражняюсь. А Маринка насупилась и демонстративно телевизор стала смотреть. Так в относительной тишине, дурацкие песни невсчет, я и приладил новомодный девайс в комнате для омовений. Кричу: - Маринк! Иди глянь. Принимай работу, типа. Она и приняла, сразу же проверив на прочность. Нагрузила бедную полочку немыслимым количеством баночек, коробочек и прочей женской хуетой. После этого наградила меня благодарственным взглядом и тихо сказала: - А я хочу... Да не вопрос! Для родной жены - всегда пожалуйста. Приобнял нежно. Руку ей под халатик, осторожно по попке глажу. А она... Короче, отшвыривает мою руку и говорит: - Я на площади хочу! Я конечно на плодородной почве секса легонько ебанут на голову, точнее на головку, но не до такой степени! А жена моя... В общем, у ней черепная коробка набита этими "ебанутыми головками", как автомат для продажи бахилл в поликлиннике нашей. Не целиком, но наполовину - это точно. Осторожно так спрашиваю: - Марин, а как ты это себе представляешь? - Я не знаю, но хочу! Хочу чтобы ты взял меня на площади. - Ночью? - я озадаченно почесал подбородок, прикидывая, что если под елкой, или даже возле, но ни в коем случае, на... то в принципе возможно. - Зачем ночью? Днем. - Да ради бога! Пойдем прямо сейчас и возьму. За руку... Ну или за грудь. Хочешь? Жена глянула на меня таким разрывающим взглядом, что я почувствовал себя сырым яйцом в микроволновке: - Гад! - Ты здраво посуди, нас заберут в милицейские катакомбы, причем посадят в разные камеры и минимум 15 суток будем любить сами себя собственноручно. Тебе это надо? А она сказала всего одну фразу, длинную и витиеватую, из которой я понял, что адреналин выплеснувшийся на главной площади города, с лихвой окупит полумесячное воздержание. И тут я всерьез задумался. *** Вспомнил, как возвращались из гостей на таксомоторе, Маринка мне такой минетище закатила, что будь водила чуть моложе и менее опытнее, мы бы точно въебались бы в какой-нибудь столб. А так ничего, добрались. На автопилоте практически. Таксист даже сотку сдачи дал, за неотрывный просмотр в зеркало заднего вида. Или как пошли мне джинсы покупать, и я Маринку попросил с клепками помочь. В примерочной кабинке она мне так помогла, в единственно возможной из-за ограниченного пространства позе, что девушка-продавец, когда провожала нас с покупками, краснела и смущенно прятала глаза. Очень воспитанная была девушка. Не то что проводница в вагоне поезда "Родной город - Столица". Вот та орала! Как будто родила за один присест стайку ежей и парочку дикобразов. Оказывается в тамбуре курить можно, а ебацца нельзя. А то что Маринка как раз и "курила", то самое, что я торопливо пытался спрятать, стюардесса поезда почему-то не поверила. Кричала, что дыма без огня не бывает... И накаркала. Огонь был, но уже в купе, когда соседи якобы уснули, повернувшись к стенке. *** С женой я уже мысленно согласился. Нисчем несравнимые ощущения от коктейля, замешанного на желании, азарте, изобретательности, импровизации, опасности быть застигнутым и... любви. Попробуйте отгадать, какого ингридиента все-таки больше? А? Но это вопрос скорее риторический. В общем морально я уже был готов. Но вида не подавал: - Марин, - говорю совершенно серьезно, - как ты думаешь, скорость бега, отдельно взятого милиционера, какова? - Не знаю. А тебе зачем? - Я тут прикинул, если мы встанем в самом центре площади, а пикеты распологаются один в начале, другой в конце, то... Я взял в руки калькулятор: - Если учесть, что стартовать они будут не сразу, пока поймут что к чему, пока по рации свяжутся. И если они не укомплектованы кенийскими бегунами, то у нас - полновесных секунд 30-40 на акт. Прелюдию правда придется пропустить. - Маловато. - И это при том, что раздетые уже будем. - Голые совсем? - Ну хотя бы без нижнего белья. Оденешь сарафанчик свой коротенький и в путь. Маринка призадумалась: - А если ветер подол задерет? - Придерживать будешь при ходьбе. - А если нагнуться придется? - продолжала жена. - Конечно придется, но это уже на площади. - Дурааак! - вот вроде обзывается, а не обидно ничуть, - Нет. Ну правда. Может все-таки стринги? Почти не мешают же! - Наотрез! Целых две секунды на отодвигание лоскутка в сторонку терять не собираюсь. У нас этих секунд и так полуминутно мало. Жена прикусила губку: - Действительно мало. Я даже разогреться не успею. - Идея есть, пока до площади идем, - я заговорщически улыбнулся и поэтично заявил, - тебе шептать на ушко буду разнонежности, и через шаг водить рукой в промежности. Второй раз за день меня обозвали даже более ласково, и естественно совсем не обидно. Я обнял жену и твердым голосом сказал: - Все. Собираемся. До площади минут 5 ходьбы. Встаем в центре, побыстрому совокупляемся. А постFUCK-ласки нам устроят уже служители порядка. Видела какие у них эротичные дубинки? - Только о себе думаешь, эгоист! - Ты про дубинки? Конечно мне больше достанется. - Я про время! Хотя бы еще пару минут! Возведение полосы препятствий и сооружение баррикад на пути следования блюстителей порядка я отмел сразу. Кройку и шитье маскхалатов в тон асфальта или шапки нивидимки - тоже. Но зато я придумал гениальное решение! - Маринк! Мариночка! - кричу, - Эврика, типа! - А? - Где у нас коробка из под стиральной машинки? - На антресолях где-то, пока срок гарантии не кончится, не положено выбрасывать. А зачем? - Короче, ты забираешься в коробку. Сбоку делаем дырку подходящих размеров, а что самое главное, на нужном уровне. Ты внутри, я снаружи. Ебёмся без палева. Только тебе придется стараться в основном. Если уж за еблю людей в ментовку заберут, то за еблю коробок - прямиком в дурдом. Маринка, полезла на антресоли и указала пальцем: - Вот. Доставай! *** Водрузив коробку посреди зала, мы стали с Маринкой ходить вокруг нее, с целью разметки отверстия для совокупления. Чтобы жена не мешала мне хороводить, я предложил ей забраться внутрь и уже оттуда произносить свои советы. Залазила она туда с двух попыток. Первая закончилась тем, что мне пришлось помогать снимать неестественно задранную стройную ножку жены с бортика коробки. Вторая увенчалась успехом и стуком по батарее соседей снизу. Вспомогательным средством послужил стол. А прыжки внутрь коробки равноценны просто прыжкам на месте. Картон - совсем не мат и не батут и своей звукоизоляцией не особо гордится. - Ну как там? - спросил я, закрывая сверху створки, - помещаешься? - Угу, - послышалось изнутри, - жаль не видишь. Стою в твоей любимой позе. Руками и попкой упираюсь в противоположные стенки. - Класс! Только полушария пока отодвинь немного, сейчас буду сверлить в заданном месте перочинным ножиком. Створки сверху вмиг раскрылись и возбужденная Маринка сказала: - Давай быстрее! - Куда спешишь-то? - Не терпится попробовать, - сказала Маринка и стала снимать трусики. Надо отметить, что и сам я находился в приподнятом состоянии, и накернил намечавшееся в картоне отверстие куперовой каплей. Аккуратно ножом прорезал бойницу сбоку и тут же примерил. Маринка исчезла внутри. Створки закрылись. - Еще парочку для вентиляции и освещения проделай. Не видно тут ни хрена! - Совсем чтоли не видно? - спросил я, - К тебе в теремок такого соседа только что подселили. - Гы-гы, соседа вижу, знакомлюсь... Я ощутил ласковые пальчики жены, а затем и губы с языком. Но только я стал от наслаждения поглаживать гладкую продукцию целлюлозно-бумажного комбината, как внутри что-то зашевелилось и сосать мне прекратили. - Подожди немножко, - раздался голос изнутри, - попробую поменять позу. Шуршание внутри прекратилось и я почувствовал, как что-то насаживается на мой член. - М-м-м-м, - послышалось из коробки, - получилось! - Опа! И правда получилось, даже створки сверху не приподнялись. Верткая ты у меня, однако. - О-о-о-й, еще! Еще! - Так? - спросил я, любуясь в зеркало на человека, яростно ебущего коробку из под стиральной машинки. - Да! Да! - раздался приглушенный картоном голос, - Давай на полную, я уже скоро! А-а-а! *** Репитиция прошла успешно. До премьеры оставались считаные минуты: - Ты у меня как? - крикнула жена из ванной, - готов к повторению подвига? - Подожди минут десять, - отозвался я, включая восстановительные функции организма на максимум, с ужасом осознав, что вторая попытка по времени будет гораздо продолжительней. - Хорошо, я пока сумочку соберу. - Какую сумочку? - удивился я. - Вот эту, красную, - жена сунула мне под нос нечто ярко-будоражещего оттенка. - Мы сейчас до площади и обратно, туда-суда в полчаса обернемся, сумка тебе зачем? - Мало ли? Косметику подправить, причесаться. В общем, я без нее не могу! Я смерил Маринку взглядом: - А коробку я один чтоли потащу? - Ну да, - логично ответила жена, - у меня в одной руке сумочка, другой подол буду придерживать. - Нихуя себе! - возмутился я. - Как ты себе это представляешь? Ты значит в авангарде в парадном наряде, а я сзади с обозом чтоли? - А что не так? Я довольно спокойно и рассудительно сказал: - Вот смотри. Дошли мы значит до места ХХХ, то есть - "трах". Твои действия? - Я залезаю в коробку, и ты меня ебёшь. - Как залезаешь? - с ироничной улыбкой уточнил я, - стол тоже с собой потащим? - Ой, и правда! - И не забывай, там народ ходит, - продолжал я все более уверенно, - я конечно могу всем объяснять, что в городе проходит чемпионат мира по пряткам и мы с тобой финалисты и лауреаты, но... Маринка меня тут же перебила: - Делаем тогда так. Коробку ставим на тележку, на которой лук возили осенью, я туда забираюсь прямо в гараже, а ты меня везешь на площадь и там... - Точно! Ну ты у меня и голова, - похвалил я жену. - Только сумочку я все равно с собой беру, - категорически заявила Маринка, - у меня там салфетки влажные и брелок с фонариком. Гы-гы, вместо люстры будет. *** Всю дорогу до гаража я любовался Маринкой. Она шла чуть впереди, в своем коротком сарафане и с яркой сумочкой в руках. Без нижнего белья, тут я был непреклонен и настоял на этом пункте договора. А самое главное на высоких каблуках-шпильках. Для последующего путешествия в коробке - очень необходимый девайс, хочу заметить. Параллельно любованию, я еще и чертыхался, потому что чувствовал себя последним мудаком, подписавшись на такое весьма экстремальное предприятие. Мало того, я волочил за собой неудобную, здоровенную коробку, держа её... Правильно, двумя пальцами, именно в то самое отверстие... - Милости просим, принцесса, карета подана, - сказал я, закрепив картонный "кузов" на шасси. - Только не урони меня, пока везешь, - отвечала дочь коронованных родителей, грациозно загружаясь в дилижанс с верстака, придерживаясь за рукоятку тисков как за поручень. - Не извольте беспокоиться, сударыня, я вмиг перехвачу фаэтон вот этой самой веревкой, после того, как вы там расположитесь. Что, кстати сказать, предотвратит экстренное открывание люка, во время состояния оргазмической невесомости. - И дорогу выбирай, по кочкам не растряси, - напутствовала меня первая в мире женщина-коробколаз. - Туфли сними, коза, обивку изнутри попортишь. - Сам козёл, - ласково ответила жена и, нагло сбоянив Гагарина, махнула рукой, - Поехали! Коробка захлопнулась и мы тронулись. Хотя "тронулись" мы, судя по написанному выше, гораздо раньше... Некоторые, видимо, еще при рождении. *** Во время пути "космонавту" вдруг захотелось курить. И я сначала поднес зажигалку к хуёвому отверстию, а потом смотрел, как поочередно там появляются, то губы, чтобы выпустить струйку дыма наружу, то сигарета - стряхнуть пепел. А потом пришлось проводить вентиляцию космической капсулы, дабы пилот, вернее пилотка, не скончалась от бескилородной асфиксии. Потом, повстречавшийся друг Александр, с которым мы накануне пятнично отдохнули, предлагал продолжить пивопитие. Причем, не смотря на знаки, которые я ему подавал, вспоминал, подлец, выпавшие из моего сознания факты и события. Ничего особого, разумеется, без адюльтеров и измен кстати. Но вспоминал он так ярко и с эпитетами, что мне приходилось глушить "голос правды" царапаньем картона, дабы до Маринкиных нежных ушей не доходили подробности моего вчерашнего падения. А потом... - На площадь въезжаем, тихо сиди там, - говорю ей шепотом, а то она уже от скуки песни там стала под нос себе мурлыкать. - Ой. Что-то мне все равно страшно. - послышался ее голос. - Тебя-то никто не видит, а мне придется попотеть, прежде чем рядом с коробкой приосанюсь. Народ кругом только и мельтешит. - А памятник где? - Какой? - Как какой? Памятник Ленину! - А-а, - протянул я в ответ, - как раз на нас пальцем своим показывает и подозрительно смотрит, как знает наверное, что сейчас ебаться будут при нем. В коробке раздалось шуршание, и Маринка спросила: - Слушай, а с эрекцией у тебя как? - Никак, - честно ответил я, - даже не знаю как вялого в дырку запихивать. - Ничего, ты только просунь, я тебе с этой стороны помогу, - зашептала Маринка возбужденно. Я огляделся по сторонам. Бабка, которая кандыляет навстречу, еще далеко. Успею слиться в экстазе с параллелипипедом из прессованной бумаги. Успел. Расстегнул ширинку, и... Понял, что засунуть смогу только в прыжке! Высота отверстия, благодаря шасси на резиновом ходу, увеличилась как раз на высоту тележки: - Марин! Мы дураки с тобой! - Да? - засомневалась она в ответ. - Дырка высоко! Не достану! - Блядь! Руби новое окно в Европу! - Нечем. Нож дома забыл. - Долбоёб! Как теперь быть? - В сумочке своей поройся, может у тебя что есть? Маринка закопошилась внутри: - О! Каблуком сейчас попробую! На каком расстоянии пробивать? - Умница моя. Прямо ниже той дырки что есть, пробивай на пядь. - Что? - Расстояние между большим и средним пальцем. 17,78 см. Древняя мера длины, Марин. - Поняла! Пробиваю! Понять-то она поняла, но не учла что пяди у всех разные. Но ничего, погрешность измерений устранили пилочкой для ногтей. - Уф. Вроде нормально, Марин, - сказал я примерившись, - Сейчас тележку поставлю на ручной тормоз, ввиде кирпича, чтобы не укатилась, и... - Откуда на площади кирпич? - подозрительно спросила Маринка. - Как откуда? По пути подобрал, - сумничал я, - представь, в самый ответственный момент если тронется с места? - Гы-гы, - прозвучало мне из коробки, - представила, весело было бы. Я еще раз глянул по сторонам, бочком прислонился к коробке и шепотом сказал: - Принимай. - Мамочки! Я что-то боюсь, - раздалось из коробки, - народу много? - Не как на демонстрации, конечно, но ходят. - Мама! - зашептала Маринка в ужасе, - может не надо? - Ну уж нет, - заявил я категорично, - площадь так площадь! Начинай. Маринка прикоснулась губами к головке и осторожно лизнула. Я старался не меняться особо в лице, а выглядеть вполне непринужденно. Катил человек тележку, отдохнуть захотел, подпер ее пузом и стоит. Что необычного? Ан нет. Нашлись люди: - Молодой человек, а вы где машинку покупали? - спрашивает меня как раз та самая бабка, которая навстречу шла. Ну народ! Сейчас что дефецит? Или по записям агрегаты продают? - В продуктовом магазине, - отвечаю, - там акция была, кто больше всех пива купит, тому и приз. - А загрузка какая? Вертикальная или фронтальная? - Фронтальная, - отвечаю честно, - но загрузка не полностью, процентов на 40 всего. Маринка, видимо услышав мою фразу, честно прибавила двадцаточку. - А количество оборотов при отжиме? - неунимается бабка. - Пока только один. Ой, еще один. - А стирает хорошо? - Фантастически , - отвечаю, - Стирает грани между реальностью, но главное - не натирает ничего. - А количество программ? - Вообще-то по паспорту - три. Но третья программа очень редко, к сожалению, используется. - А почему? - Отверстие не предусмотрено под такое "количество белья". Маринка в отместку чуть сжала зубы. - Вам плохо? - сердобольно-любопытная бабка не унималась. - Если бы вы только знали, как мне сейчас хорошо! Покрутившись еще какое-то время вокруг коробки, бабка наконец-то ушла. - Ты как там? - спрашиваю тихо Маринку, - давай закругляться уже, а то еще какая нибудь любопытница пристанет. - Я так возбудилась что-то, от того что старушка рядом стояла. - Тут вокруг знаешь сколько всяких? Давай быстрей, а то палимся! Маринка шебуршнула в коробке и умело насадилась на член: - Неудобно! Ноги приходится в коленях сгибать! Гребаная пядь! - А мне ничего так, на том же уровне, - улыбнулся я, - только ты уж сама старайся, площадь как никак. - Хорошо! Погнали! Гнала она не долго. Адреналин же, и площадь все-таки... *** Повозив свою довольную лягушонку-в-коробчонке вокруг дома, я подкатил тележку опять к гаражу: - Вылазь, экстремальщица. - Блиин! Правда здорово? Ну скажи! - Признаюсь, такое со мной впервые. - На площади! И бабка эта пикантности своими распросами придала. Правда? - Конечно, Маринк, - ответил я, а про себя подумал... Действительно если бы не бабка, которая сослепу и не увидела ничего, да если бы и узрела, то и не поняла бы толком. А так у Маринки стойкая уверенность, что поимели ее на главной площади города. И я никогда не буду ее в этом разуверять. Жена же... Вопрос в другом. Какого хера бабушка слонялась по нашему гаражному кооперативу? Хотя сейчас такие бабушки, я вам скажу... Закачаешься! | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
