|
Календарь
Архив
Популярное
О сайте
Увлекательные фотографии и видео в удобной подаче? Запросто! Теперь мы можем Вас радовать подборками со всех сайтов которые мы посчитали интересными. Видео которое мы отбираем каждый день, убьет много свободного времени и заставит Вас поделится им с Вашими коллегами и друзьями, а в уютное время, Вы покажете это видео своим родественникам. Это все, Невседома. 
| |
– Я б загнал почку. – сказал Виктор, некогда ветеринар. – Большие деньги. Да кому нужен орган, набитый отнюдь не уральскими самоцветами… Меланхолия о мочекаменной болезни еще не растаяла в воздухе, как Иван Петрович воскликнул:  – Браво, приятель! У тебя еще цел халат и стетоскоп? – Я пас ставить старушкам благотворительные клизмы от КПРФ по сорок девять девяносто… – припомнил он дельце из серии «веселые тунеядцы в поисках червонца». – Ты исполнишь роль врача при умирающем. – Кто умирает? – Я. Ты пойдешь на почту, отправишь телеграмму. Захвати бутылки. Я займусь уборкой. Должно быть бедно, но чисто. За Уральским хребтом, где обитают очень бесхитростные люди, у меня есть племянник по брату и его мамаша, лакомая штучка в прошлом. Они непременно прибудут на похороны. Это гигиенически полезное и помпезное дело, у тамошних в большом почете… Вадику позвонила мама и, всхлипывая за три тысячи километров, прочла телеграмму: – Дядя при смерти. Выезж. сроч.! И завыла. – Полно плакать. – холодно сказал сын. – Тридцать лет о дяде ни весточки. Отец, земля ему пухом, как о брате, был о нем неважного мнения. Мы даже не знали адрес, куда отбить телеграмму, что батя умер. Я вовсе дядю не видел. Но поехать придется, видимо… – Видимо. – всхлипнула мать. – Ведь он твой биологический отец. Кокос, сорвавшийся из кроны генеалогического дуба, медленно упал Вадика в кресло. – Мама, – сказал он, собрав в совок самообладания горошины разбежавшихся мыслей, – Знаю вас, как женщину трезвую, без чувства юмора, потому сомневаться не приходится, но как это?!.. – А что? – без тени иронии, отвечала телефонная трубка. – Это жизнь, малыш. Одного любят, а под венец с другим. Один обрюхатил, другой растит. Нормально! Тем более, покойный папа, который не папа, не в курсе. И дядя, который папа, не в курсе. У женщин так бывает. Так что поезжай, кинь горсть земли. Я не поеду. Видала я его в гробу. Запиши адрес, где и ты сможешь это сделать. И Вадик поехал… Спустя сколько-то суетных часов и один дремотный перелет, он надавил кнопку звонка. Открыл врач. Халат, стетоскоп, чепчик набекрень, равнодушный взгляд: «Чего надо?». Вадик представился. Эскулап мгновенно преобразился. – Вы вовремя! – зашипел он. Парень понял, – дядя жив, но уже прогревает паровоз, чтоб отвалить от перрона суетного бытия. Назвать несчастного отцом, язык не поворачивался, но как не крути – отец. В большом волнении Вадик прошел к умирающему. Черт, два приставившихся родителя на одного, это чересчур, подумал он, отворяя дверь в горестный чертог. – Привет, мой мальчик! – приветствовал испускающий дух, и простер руки навстречу. Свершилось несколько скованное, но искренне рукопожатие. – Как себя чувствуешь, дядя? – исключительно кстати спросил парень. – С твоим появлением лучше. Родственная душа, чего еще желать в последний час? Теперь я могу уйти спокойно… – с видимым облегчением сказал умирающий. – Я рад. То есть не спеши. Дядя милостиво кивнул и спросил. – Сколько лет не виделись, малыш? Десять? – Да. Тридцать. Столько минуло с моего рождения. – Время неумолимо. – отвечал дядя и повинился. – Каждый раз, едва я собирался наведаться с подарками, возникали обстоятельства… Как мама, жива? – Жива, слава богу. Но прихворнула и не смогла быть, о чем сожалеет. – Понимаю. Кому я нужен… Иван Петрович отвернулся к стенке и вздохнул, как старая корова молочной специализации, чующая иссякшим выменем переквалификацию в мясную. – Нужны, дядюшка. Я же приехал. – Благодарю! Извини, угостить нечем. Я беден… – Ерунда. Вадик выудил из дорожной сумки магазинные пирожки с яблоками: – Кушайте на здоровье. – Узнаю Машенькину руку. – всхлипнул Иван Петрович, впиваясь в пирожок. Вместе с «забытым» вкусом, внезапно нахлынуло раскаяние. Он заплакал. – Простите ли меня? – слабо вопрошал с одра и слезы текли по небритым щекам. – Простите ли, что забыл вас? Братец Толя, Маша, ты Вадик. То невольно, верь мне мальчик. Простите… А-а!.. – Ну-ну, успокойтесь. – утешал парень. – Простили. Забудем. Берегите силы. – А-а! – тонко завывал дядя, прикладываясь к пирожку раскаяния. – Ну-ну, ну-ну… – повторял Вадик и прятал глаза полные благородной влагой. Добрая душа, он, несомненно, простил всё. Высокие эмоции, секунды духа, подлинная человечность. Ах!.. Так же внезапно, дядя выдохся. Резко захлопнул рот, глаза и вытянулся в доску. – Хочет вздремнуть. – верно истолковал пугающие манипуляции доктор, который находился тут же. – Но сперва я его выслушаю. Поработав минуту стетоскопом, он недоуменно почесал под чепчиком и с большим удивлением произнес: – Первый раз в моей практике!... Клянусь, вы ходячий эликсир жизни, молодой человек. Сублимат женьшеня и вытяжка мумиё на первоклассном спирту, корвалол в курточке. Сердце заметно улучшило работу. Поразительно… Они оставили дядю отдыхать и прошли в бедную кухню. Попутный осмотр жилища говорил, что безденежье здесь идет под руку с одиночеством. Но выпивка, что мило с её стороны, кажется, не подвизается. Тяжело закурив, Вадик попросил врача рассказать, что да как. – Еще позавчера, я не давал ему и трех дней. – начал доктор, и тут же продолжил. – Явились вы, и вот чудо. Изношенное сердце словно подменили. Редко, но такое бывает: эмоциональный всплеск, мобилизация, адреналин и все такое. Но, не обольщайтесь. Сколько-то протянет, но скорый конец неминуем. – Сколько? – Неделя. Максимум две. И то… – Чем-то можно помочь? – Увы. Ваш славный родственник вдрызг износил доброе сердце. Страдал за правду, утешал страждущих, был гоним. Оо, это благородный человек! Я горжусь, что мы приятели. – Что же делать? Врач развел руками: – Скрасить последние дни. – Как? – Ободряющее слово, улыбка, участие одним словом, даже рюмочка коньяку. Вадик взглянул вопрошающе. – Ему уже все можно... – с грустной улыбкой молвили из под чепчика. Дядюшка порозовел. Комплекс поливитаминов коньяка, семги и колбасы возымел терапевтическое действие – он даже смог сесть в постели, а после пятой рюмки самостоятельно сходить до ветру. – Мой мальчик, – сказал он прочувствованно. – Ты оживил своего нерадивого дядюшку. Позволь мне называть тебя сынок? Вадик согласно потупил взор. – Не нажил я капитала, вознаградить твое великодушие нечем. Квартира съемная. Если бы сердце было здорово, я бы вынул его и вручил тебе. Увы, оно годится лишь на корм кротам, червям и сороконожкам. Но, твой дядюшка придумал кое-что!.. Доктор! – Он завещает вам внутренности. – перевел заявление доктор. – Мотор сдох, но почки, печень, селезенка, как с завода. В масле. Масса желающих воткнуть такие запчасти себе. Трансплантация, смекаете? Сотня тысяч долларов засажена в вашем дядюшке. – Слышать не хочу! – вскричал Вадик. – Молчи, мальчишка! Решено! Органы отчекрыжат, деньги тебе. Это мой подарок, сынок. – голос Ивана Петровича дрогнул, он попросил со слезой. – Если хоть чуточку любишь своего дядю, не отвергай... – Отказ убьет его. – воскликнул доктор. – Отказ убьет меня... – Его бы на недельку в загородный санаторий... – вздохнул доктор, пока дядя письменно завещал потроха. – Но это дорого. Впрочем, по знакомству, могу устроить вполовину дешевле. За наличку. Тридцать тысяч рэ хватит… Теперь, для вас это копейки… – Разумеется… – явно страдая, отвечал Вадик. – Но, есть другое предложение. Дядя погодил разбрасываться внутренностями, – рука замерла. Напрягся и доктор. – Приятель держит санаторий у моря. Врачи, кипарисы, сухое вино за копейки. Он мне обязан, вам будет хорошо. А тридцать тысяч на карманные расходы я переведу туда. Вернусь домой и переведу. При себе такой суммы нет. – Шестьдесят. – отрезал ветеринар. – Я не оставлю больного. – Семьдесят. И вы благороднейший человек! – сказал Вадик. – Через час вернусь с билетами, пакуйтесь. А через три дня и сам наведаюсь в санаторий… – Тыдык-тыдык, тыдык-тыдик. – многообещающе стучало круглое о длинное, посаженное на множество коротких и перпендикулярных. Деньги, выданные племянником на прогон до цитадели белых простыней, зеленых кипарисов и красного вина, были кстати. Мошенники находились в самом благодушном настроении. Откупорили очередную бутылку. – Да, немного жаль птенца. Но послужит ему наукой. Он слишком мягкотел для этой жизни! – как улитка без упаковки. – изрек дядя. – Как недалекая медуза. – согласился ветеринар. – Мы дали птенчику славный урок. – Полезный. – поправил Иван Петрович. – Заблуждение, что вокруг добрые люди, самое пагубное из всех. Пусть даже это родственники. И я тому яркий пример. – победоносно усмехнулся коуч от бога. – Так что, пусть скажет спасибо. Перевод, что ждет нас на ривьере, сиречь гонорар за избавление от розового оптического прибора атавистического толка. Клянусь, без угрызений совести воспользуюсь этими денежками. Сцапаем бабки, и вон. – Ты самый изощренный и справедливый тип, каких знаю. – в восхищении воздел рюмку ветеринар. Неунывающих трансплантологов ждал не гонорар, но сиречь Вадик в халате с бейджиком «Главврач». – Милости прошу в санаторий режимного типа. – приветствовал он охуевших приятелей в коварной западне. –Здесь вы избавите несимпатичный алкоголизм от своего приятного общества. Родственные чувства побудили меня к этому. Папаша, позвольте иногда так вас называть?.. – обратился он к обескураженному Ивану Петровичу. Такая фамильярность ни сулила ничего хорошего… — Алексей Болдырев | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
