|
Календарь
Архив
Популярное
О сайте
Увлекательные фотографии и видео в удобной подаче? Запросто! Теперь мы можем Вас радовать подборками со всех сайтов которые мы посчитали интересными. Видео которое мы отбираем каждый день, убьет много свободного времени и заставит Вас поделится им с Вашими коллегами и друзьями, а в уютное время, Вы покажете это видео своим родественникам. Это все, Невседома. 
| |
Книга была настольным михеевским пастырем.  «Где бы денег достать? Не запивать же оливье газировкой!» – Три двоечки? – пропел счастливый голосок диспетчера, сдающего смену. – Машина «три-двадцать два»! Михеев, где тебя черти носят?! – На связи, – отозвался Михеев, исполняясь нехорошим предчувствием. – Раскольников болен! Повторяю, Раскольников болен. Останься ещё на смену, Михеев! «Так Новый год же!» – взорвался было Михеев, но промолчал. Когда разгневан, не торопись, учил философ – размышляй о последствиях. А последствия гнева, это отпуск по графику, в начале марта. Китайский «примус с сюрпризом» вместо новенького рено. И вообще… «Нате, пейте кровь мою, кровососы гнусные», – пропел про себя Михеев, даже не подозревая, что цитирует знаменитого барда. – Красуля, пишите путёвку, – нехотя молвил в рацию. – Это уже к Ларисе! А я пошла к своим девочкам, седьмой ча... И рация смолкла. Благородный человек думает о долге, низкий человек заботится о выгоде. Так говорит Конфуций. Ну, кто бы спорил. . Оформление и заправка – привычные двадцать минут разгона. На выезде с бензоколонки прямо в окно Михееву рукавом серебристой шубки плеснула растрёпанная блондинка. Без паузы хлопнула дверцей: – Сержант! Э-э... командир! Подвезите меня в кафе… – Я майор, – пробурчал Михеев. – Вон звёзды на погонах. – Но вы же в куртке! – У нас, таксистов, звёзды к плечам прибиты… Девушка ошалело глянула по сторонам, кивнула, соглашаясь с какой-то внутренней мыслью, и снова воззвала: – Кафе «Бона капона»! – Их шесть. Вам какое из двух? – Э-э… четвёртое! В смысле, Пушкин. Михеев вздохнул и поёжился: на Пулковском сплошной гололёд, пешком почти что попрёмся. А впрочем… "Неважно, как медленно вы идёте, – шепнул Михееву невидимый наставник. – До тех пор, пока вы не остановитесь". Таксист нажал кнопку вызова: – Диспетчер, три двоечки – Пушкин! «Бона капона». – Бон вояж, талмудист! – Сама ты, Лариска… сколько раз говорить: конфуцианец, а не еврей! Рация хихикнула, поперхнулась и молвила деловито: «Китаец-антисемит… шестьсот рублей!» – Тысяча, – сказал Михеев, отключая рацию. – Тарифы «Ночной» и «Предпраздничный». – Да едем же! – возопила блондинка. – Не то нас в розыск объявят. – Тогда платите, и мы уже понеслись. Блондинка, не считая, полезла в сумку, поковырялась и швырнула под прикуриватель смятую горсть бумажек. "Ага, – сказал себе Михеев. – Тысчонка уже просматривается". И они, как было сказано, понеслись. . – Сдурел, в гололёд несёшься? А ещё таксист! – остановивший их молоденький лейтенант определённо не знал, куда ему девать мельтешащий в ладонях жезл. – Тебе куда? – спросил Михеев, адресуясь сразу к обоим – и к жезлу, и к лейтенанту. – Мне? Никуда… – Чего тогда голосуешь?! Попрощались, разъехались. Не портить же праздник по пустякам. . Кафе гудело и переливалось огнями. «Меня здесь даже Дошираком не накормят – фейсконтроль не пропустит», – усмехнулся Михеев. Три грузные дамы, шатаясь вразнобой, подошли и спросили столь же нестройно: – Метро «Лесная»! Нас трое. – Ой, не пугайте, – сказал Михеев. – Трое, это неплохо. С тремя я как раз справляюсь. Ожила рация – неприятным и резким писком: – Три двоечки, срочный заказ, двойной тариф – Пулково-Аэропорт! – Одна педаль здесь, другая там. . Парочка, усевшаяся в аэропорту, была определённо столичной. Молодой прыщеватый хлыщ в белой дубленке до пят и кукольного типа брюнетка с чёлкой до выщипанных бровей. Помада «вырви-глаз», для острастки, как водится. Шесть чемоданов. Михеев подвёл машину к развилке и, как положено, повернул направо, чтобы метров через семьсот развернуться и отправиться в город. – Ма-аксим, а Ма-аксим… Кажется, водила края попутал! – манерно пропела брюнетка. Михеев поёжился, но промолчал. – Любезный, дорогу-то не забыли? – осведомился прыщавый. – Ма-аксим, ты глянь, какие страшные вёдра! И всё-таки ездят. А грязь какая по сторонам! Зачем мы сюда попёрлись?! И почему мы едем из города, а не в город?! . Какой, интересно, кнут попал под хвост ночному погонщику? – Спокойно, это налёт! – заявил Михеев. – То есть, похищение. Отвезу на хазу, потребую выкуп. – Мы хотим к ма-аме, – заскулила брюнетка. – Мы не хотим похищение! – Лю… уважаемый! Това-варищ, – заскакал на сиденье прыщавый. – Ну, Новый год же! Михеев молчал, но разворот уже приближался. Версию надо было как-то закольцовывать: – Скучные вы. Не хочется похищать! С ума сойдёшь от тоски, за любые деньги. До самого дома рты больше парочка не раскрывала. . Время приближалось к одиннадцати. «Как старый год проведёшь, так новый и встретишь», – с грустной усмешкой подумал Михеев. И откровенно зевнул. К метро «Политехническая» оживлённо сбегались встречающие. И все встречали одно и то же. – Свободны? – пискнул девичий голос. – Почти. Развод ещё не оформлен. Хрипловатый басок вмешался: – Вы на работе, так что давайте, не юморите! – А вы пожалуйтесь… – А можно? Куда? – В Лигу сексуальных реформ. – Ой, ну вас! – вмешался писклявый голос. – Нам маму надо забрать из гостей. – А я причём? – Вот это м-мы сейчас и узнаем, – тягучее контральто, оборвав диалог, втянулось в салон вместе с запущенными ароматами крымского виноградника, явив михеевскому взору вальяжную, но очень пьяную даму. . Следом запрыгнула молодая, крайне спешащая парочка. – Полюстровский, восемнадцать! И м-можно без хлеба, – сказала дама. Михеев фыркнул. – Мама! Ты можешь пять минут помолчать?! Водитель, Ланское шоссе, четыре. Михеев обернулся к пареньку: – А вы куда пожелаете? Может, Рубинштейна, одиннадцать? – Почему Р-Рубинштейна? – вскинулась дама. – Не надо на Рубин… штейна. Я никого там не знаю! Водитель, ответьте мне! Где ваша л-лысина? – Где моё... что? – растерялся Михеев. – У зрелых мужчин должны быть кадык, брюшко и л-лысина! А у вас на голове какой-то стог сена! – Всего лишь кудри, мадам, – меланхолично сказал Михеев. – Они поседели, но взлохматились от вашего обаяния. Ланское, четыре? Давайте пришпорим, иначе разливать придётся в машине. ******* И снова такси скользит в ночных огнях фонарей, праздничных ёлок и фейерверков, по гололёду и сумраку. Простившись с пассажирами, Михеев поздравил по рации диспетчерскую и вышел на тротуар. Небо оставалось беззвёздным. Ночь поминутно вздрагивала от грохота залпов. Грянув из окон, общий вопль, казалось, вот-вот спугнёт волшебство морозного, вечно юного праздника... ну, что? Веселей, дружище! | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
