Календарь
Архив
Популярное
О сайте
Увлекательные фотографии и видео в удобной подаче? Запросто! Теперь мы можем Вас радовать подборками со всех сайтов которые мы посчитали интересными. Видео которое мы отбираем каждый день, убьет много свободного времени и заставит Вас поделится им с Вашими коллегами и друзьями, а в уютное время, Вы покажете это видео своим родественникам. Это все, Невседома. |
История человека, которого однажды расстреляли (17 фото)
*** Константин Коляда — ровесник самой тяжелой эпохи в истории страны. Он родился 21 января 1924 года, в день смерти Ленина и краха веселых союзных надежд. Коляда жил при Сталине, Хрущеве, Брежневе, при всех последующих скоротечных генсеках. Жил при Горбачеве, при Лукашенко. «При нем, — шутит он, — и помру». — Я родился в страшной бедности. Отец простудился и рано умер, нас осталось семеро детей и мать, — начинает Константин Михайлович рассказ. — Жили на хуторе, пока советская власть не сказала переезжать в деревню. Детство было тяжелое. Надо было одеваться во что-то, чтобы в школу ходить. А ничего не было. У матери сохранилась такая, как говорили, казачина. Наденет на меня — я пошел. Иду к классу, тяну эту дубленку. Дети раз — наступят, смеются. Так и жили. Надо было как-то помогать, пошел на спиртзавод в Челющевичах. Там скот откармливали, работал скотником. Копейка была. Потом начали отправлять молодежь на работу в Минск, на завод. Никто не хотел! Такие были времена. Собрали всех на собрание, говорят — надо. Я был, еще два моих друга. Нас уговорили ехать. Мне было 16 лет. В Минск мы поехали осенью 1940-го. В Степянке хотели строить авиационный завод, на стройку нас и командировали. Какой там был Минск тогда? Не как сейчас. Первая Долгобродская, вторая Долгобродская… Красиво. На танцы ходили. Все было, да. Жили в землянках. Устроили нам такие общежития в земле, с окнами. Ничего, нормально. Работали хорошо, по-советски. У меня был бригадир отличный, по фамилии Шкут. Из Хойницкого района. Зиму перезимовали. И тут — война. *** — Тогда думали: кто Советский Союз победит? Мы по радио утром услышали, что немцы вероломно напали на Брест, и на работу пошли. Начали что-то делать даже. А потом старший сказал: «Ребята, не старайтесь особо, мало оно как выйдет…» А уже 23-го немцы бомбили Минск. Поняли, что надо собираться и идти домой. Всех распустили. Забрали документы и пошли: пешком, через деревни, леса на Гомельщину. Немцев еще не было, были машины на дорогах, войска. Бомбежки были. За два дня и две ночи, без передышки, дошли. Страха тогда не испытывали. Откуда нам было знать, что такое война. Мужиков уже всех, пока добрались, мобилизовали. Нас не взяли: молодые. Помню, как в деревне появились немцы. У нас тут комплекс, рядом кладбище. Наши солдаты засели на кладбище с пулеметами, немцы шли цепью. Была перестрелка. Куда там, у них — силища… Немцы у нас почти не стояли. А в полицаи сразу набежало желающих. Эти сволочи были хуже немцев. Помню такой случай. У старшего брата был велосипед. И вот приходит такой гад, по фамилии Трутень — полицейский. Говорит: «Ты Коляда?» — «Да». — «Константин?» — «Да, Константин». — «Отдавай велосипед, чтоб через час стоял на улице!» И спички в руках держит: «А то сожгу весь дом, и тебя вместе с ним». Не хотелось мне отдавать, но мать покойная уговорила: пусть подавятся. *** — А вокруг уже были партизаны. Мы слышали, что отряды действуют в лесах — там, тут, повсюду. И у нас создали: отряд Сорочко № 50 125 бригады полесского соединения. Так он назывался. Всех молодых и старых, кто остался, взяли в партизаны. Были разные задания, ходили на подрывы, в разведку… Я с винтовкой, кто с автоматом. Были ранения, осколком мины поцарапало ногу… Когда немцев начали теснить, они озверели. Я вам расскажу. Сколько было облав, уже не сосчитать. Вместе с нами, партизанами, в лесах прятались гражданские люди. Их вылавливали, убивали. Очень хорошо запомнил тот день… В отряде сказали — найти в лесу жителей одной деревни, перевести в безопасное место. Послали четверых на это дело. В разведку. Ночью нашли людей, некоторые даже с коровами были, прятались. Старший группы говорит: «Коляда, ты лучше знаешь местность, отведи их в безопасное место, а мы назад — в отряд». Хорошо. Ночью остановились, разместились. Я в кустах ночевал. Утром думаю: пойду, перекушу. Винтовку оставил. Только дошел до лагеря — на конях немцы. Один мальчик, лет 10, испугался, вскочил, побежал, а его очередью убили. Взяли нас всех, собрали, ведут. Как стадо. Конвой, все на конях. Потом подъезжают двое, званием постарше, останавливают колонну. Один на меня показывает: «Гэть сюда». Пошел. Отвел меня метров на 10. Ощупал внимательно, обыскал. Показывает: иди, свободен. Что делать? Пошел. И только услышал, как немец сзади вынимает пистолет. Потом резко — выстрел. Так меня расстреляли. **** — Это было в феврале 1944 года. Мороз был не сильный. Не знаю, сколько я лежал в снегу, в луже крови — потерял сознание. Потом очнулся и думаю: это же я еще живой! Поворушился, могу двигаться. Подполз, схватился за какой-то пень. Посидел. Нашел палку, пополз кое-как по дороге. Туда, где люди могут быть. И меня заметили. Перевязали бабки. Так я выжил. Потом все врачи, которые смотрели, говорили — чудо. Пуля прошла через голову и вышла через нос. В Минске мне делали операции. Помню, научный сотрудник один меня показывал коллегам, говорил: «Вот, смотрите, это очень счастливый человек, Константин Коляда. Выжил при таком ранении!» В армию меня не забрали: дали инвалидность. Память у меня отличная. Может, и были какие последствия, но, видите, живу. *** — Когда война закончилась, я попал в Хойницкий район. Там была автошкола, в ней я учился. Получил на руки «стажерку» — документ, чтобы стажироваться на машине, отправился в Кобрин. Помню, послали получать машины, американские грузовики «Шевроле». Дали 10 литров бензина, как тут хватит? Прицепили одну к другой, пустили, заглохли. Стояли на дороге, останавливали машины. Никто не хотел делиться бензином. Но все-таки купили, грузовики довезли. У меня и сейчас машина — «Ока». Права есть. Авто на ходу. — Он свою машину лучше, чем меня смотрит, — смеется супруга Константина Михайловича. Дед Коляда показывает нам права. А потом кладет аккуратно в то же место, откуда взял. — Я был бригадиром, собирал налоги, работал финансовым агентом, инспектором, в школе преподавал труд, был управляющим в совхозе, учился, окончил техникум. Работал агрономом. Деньги какие-то были всегда. И всегда я работал на совесть, ни у кого ничего не просил. Женился. Надо было строить дом, а земли не давали. Где я сейчас живу, рожь была. Дали здесь участок. Своими силами построил дом. Все сам. У меня четверо детей, внуки и правнуки. Я, конечно, счастливый человек. **** Константин Коляда устал говорить, молчит. А мы думаем. В Беларуси в живых немногим больше, чем 20 тысяч ветеранов войны. При желании государство могло бы их озолотить. Государству придется крепко подумать, когда ветеранов не станет, на чем строить свою идеологию, в которой победа 45-го — все еще один из краеугольных камней. Но Коляда уверяет, что золота ему не надо, как и турецких пляжей: у него и так все есть. В доме, за печкой, старик хранит портрет президента. Выписывает «Советскую Белоруссию». Каждый год, перед 9 мая, ему дают грамоты и благодарности. Приглашают в школу, где он с радостью рассказывает о свой войне детворе. Пенсия у него — 3,5 млн, вместе с женой выходит 6 млн. — Нам столько не надо, больше половины внукам отдаем, — говорит ветеран. — В магазин сходить — хватает, на бензин — хватает. Курочки свои. Яблоки. В обед и на ужин можно по 50 грамм пригубить — не больше. И на это хватает. Нормальная у нас, ветеранов, жизнь. Если бы не было детей, внуков, как знать — не поделился ли бы Константин Михайлович своими «излишками» с государством. Как одинокая гомельская пенсионерка Мария Сазоненкова, которая пожертвовала миллионы на строительство в Минске музея войны и хотела отдать столько же на АЭС, но не успела… Их поколение так и не научилось жить для себя, да и детей своих научить этому не смогло. А теперь они уходят, уже почти ушли. …Как-то Константину Михайловичу стало плохо — почувствовал боли в сердце. Врача не вызывал, завел свою «Оку», сам поехал в медпункт. Там отправили в Петриков, в больницу. Он ни в какую: сначала, сказал, машину на место загонит, поставит в гараж, а потом — пожалуйста. Так и ехали: он на «Оке», за ним «скорая». В больнице пенсионера сразу же положили в реанимацию. — В воскресенье, думаю, надо снова выехать мне в люди: посмотреть, как народ живет, — говорит нам на прощание человек-эпоха Константин Коляда. — Я поеду медленно: чтобы все увидеть, ничего не пропустить. Ностальгия |