|
Календарь
Архив
Популярное
О сайте
Увлекательные фотографии и видео в удобной подаче? Запросто! Теперь мы можем Вас радовать подборками со всех сайтов которые мы посчитали интересными. Видео которое мы отбираем каждый день, убьет много свободного времени и заставит Вас поделится им с Вашими коллегами и друзьями, а в уютное время, Вы покажете это видео своим родественникам. Это все, Невседома. 
| |
1992 год. Лето. Я срочно захотел жениться. Причина была проста. Очень хотелось после армии ебаться. Но не было, где. Женившись, можно было ебаться, хоть каждую ночь. Можно у нас, а можно у жены. Мать была против. Не насчет поебаться, а насчет жениться. Боялась, что жена пропишется в нашей квартире. Отец был не против, он тоже рассчитывал поебаться за мой счет, так как мать ему уже не давала. Моя невеста тоже хотела замуж, потому что тоже хотела ебаться. Но не предполагала, что придется ебаться с двумя. Отец тоже не предполагал, что я буду против его ебли с моей женой. Сестра не хотела, чтобы я женился, так как только что ушла от своего мужа, и имела виды на квартиру матери. Бабушка была против, потому что очень боялась маму и сестру. Родители невесты были за, но моей семье, их согласие было ясен хуй, до пизды. Брат невесты был против, потому что боялся, что я пропишусь на их площадь. Да и хуй с ним. У него никто и не спрашивал. Мы послали всех на хуй, и поженились. Ебались, как и было запланировано, и у нас, и у жены. Отец понял, что его наебали, и стал тоже против, но было уже поздно. Мать, видя, что никто никуда не прописывается, стала за. Сестра была против, когда мы ебались у нас. Она тоже хотела ебаться, да было не с кем. Иногда, когда мы ебались у жены, сестра была за, как и мать. Бабушка была то за, то против. Она боялась всех, и совсем запуталась. Мы все чаще стали ебаться у нас, потому что, брат жены тоже захотел ебаться, и привел для этих целей женщину в квартиру жены. Моя сестра стала совсем против, и бабушка метнулась на сторону сестры. Из неебущихся, сестра, бабушка и отец, вступили в коалицию, и перетянули на свою сторону мать. К нам в комнату подселили перепуганную и метущуюся бабушку. Пробовали ебаться при бабушке, но это негативно отразилось на ее здоровье. Так как мы с женой в принципе уже наебались, то решили развестись. Все мои родственники были за, кроме отца, которому все-таки один раз удалось поебаться, пользуясь неразберихой. Родители жены были против, потому что думали, что сдыхались от дочки. Но их никто и не спрашивал, как и брата жены, который ясен хуй, тоже был против. В чем позитив, спросите вы? А в том, что я и жена, довольны тем, что наебались. Отец доволен тем, что и ему обломилось на старости лет. Мать довольна, что никто из посторонних к ней не прописался. Этим же довольна сестра, и еще тем, что я тоже перестал ебаться, и раздражать ее этим. Бабушка довольна тем, что не умерла со страху. Родители жены довольны, что я не прописался к ним. Единственный, кто остался недоволен, так это брат жены. Ему облом с еблей вышел, сестра вернулась. Но мне похую его недовольство. Он для меня человек посторонний. Пусть сам разьебывается+ vpr Posted by Кепка Снег выпал сразу после Покрова. Андрей Андреевич проснулся до будильника и лежал, настраиваясь на продолжение. Сон не шёл - ушёл или надолго вышел. Андрей Андреевич прижался к жене, взяв в ладонь тёплый купол с шершавой вершинкой. Левое колено протолкнулось между полусогнутых женских ног, поднялось до упора и замерло. Наташа освободила грудь и выдохнула в подушку: "Отстань, а. Мне спать ещё час+" Не шоркал по асфальту дворник, не урчали машины, прогревая двигатели. Андрей Андреевич курил на кухне, рассматривая фашиствующий подъёмный кран на стройке по соседству. И стрела крана, и обляпанная бетономешалка, и кривые акации двора казались посыпанными мелкой солью. "Нужно кепку и шарф, а где у меня кепка. И перчатки, перчатки найти". Ещё вчера мокрые кучи грязных листьев оскорбляли эстетическое чувство Андрея Андреевича. Еще вчера воздух пах крепкой чайной заваркой, разбавленной сладковатой ноткой сгоревшего бензина. "И всё. Октябрь уж наступил, уж роща отряхает последние листы с нагих своих ветвей. Отряхнула. Теперь до апреля. Зима в Красноярске: то холод, то слякоть - слоёный пирог. Кусаю холодного воздуха мякоть, шагнув за порог. Да, кепка и перчатки+" До сорока Андрей Андреевич кепок не носил. Кепка появилась недавно, вместе с Наташей. Нет, сначала Наташа, а потом - кепка, осенние перчатки, три пары брюк из немнущейся ткани, чёрных, новые наручные часы и приличные галстуки. Хорошая кепка кожи "crack", зимняя, с наушниками, с кокетливой кнопочкой по серёдке козырька. "McGregor original sport wear". Андрей Андреевич занимался техническими переводами и работал дома. Когда Наташа уходила на службу в присутствие, он ещё спал. Да, и удобная кровать появилась тоже благодаря Наташе. На первом супружеском ложе два на метр спали как сиамские близнецы с той лишь разницей, что каждый мог вращаться вокруг своей оси, такой вот парадокс. Не просыпаясь, синхронно поворачивались. Они походили на два тёплых уголка, вложенных друг в друга. "Когда мне было четырнадцать лет - а мне ведь было когда-то четырнадцать лет! - размышлял Андрей Андреевич, глядя в зеркало и размазывая по щекам голубоватую пену, - за час до возвращения мамы с работы я проветривал комнату от табачного дыма, заправлял постель и мыл посуду. Сейчас мне сорок четыре, и за час до прихода Наташи я делаю то же самое! А что изменилось? Стал бриться". Кепок Андрей Андреевич не носил из пижонских соображений. Кепка делала короче лицо и удлиняла нос. По этой же причине ненавиделись лыжная шапочка и резиновая нашлёпка для бассейна, но приходилось терпеть. Шляпу Андрей Андреевич не надел бы и под дулом пистолета. "А в шляпе я похож на мужской половой орган вид сверху", - парировал фантазии подруг. Но с появлением Наташи Андрею Андреевичу стало абсолютно не важно, что там у него с лицом и носом, и даже смущавшие ранее носогубные складки, особенно правая, ассиметрично-длинная, перестали волновать при утреннем изучении в ванной. "Что нужно мужчине, чтобы достойно выглядеть? Приличная чистая обувь, стрелка на брюках, идеальное бритьё и прическа плюс хорошие часы. Остальное - мимо". Вот фуражку - фуражку да, довелось в армии. Летом в пилотке, на два размера меньше, нахлобученной за чуб. Новая стиралась с хлоркой, для благородной линялости; ярко-зелёные носили только молодые. За клапаном вместо положенных иголок с черной и белой нитками (не менее семидесяти см! не менее, боец!) красовалась надпись, сделанная обмакнутой в кальций хлор о два спичкой: "Служить-то осталось+" Старшина ревел белым медведем, потерявшим льдину. Раз в роту забрёл пьяный прапорщик Кокарев, рыжий и толстый. Облокотясь на тумбочку и отклячив немалый зад, стал трепаться по телефону. Друг и земеля Снегирь подкрался, поставил на заслуженное прапорское филе пилотку и закланялся, отдавая честь: "Так точн, тащ папщк! Никак нет, тащ папщк!" Собирались на дембель: перешивали брюки, начёсывали шинели. В мокрую ушанку набивались книги ("Малая земля", "Этапы большого пути", "Материалы ХХV съезда КПСС"). Высохнув, шапка становилась строго квадратной. Продуманно гнутая кокарда и - домой, зёма! Оркестр! "Прощание славянки"! Кокарева той осенью комиссовали: на плацу отстреливался от инопланетян, пытаясь поднять полк "в ружьё". А Юра Снегирёв стал бандитом, убили Юру на стрелке во время великой алюминиевой войны начала девяностых. Кофе и вторая сигарета. На улице темно и тихо. Укоризненно смотрит в окно католический крест телеграфного столба. Погиб Юра Снегирь, убили Юрку, лежал невостребованно в морге, пока Андрей с Ларой его не нашли. При нём имелось заявление на сдачу волыны, все братки с такими ходили для подстраховки. Из милиции по адресу отправили человечка, тот позвонил - никого - и ушёл. Ни записки, ни соседям не сообщил. Они уже не жили с Ларой, она хватилась, когда Юра пропал на две недели - не позванивал и не заходил. "И как это я его не похоронил? - удивлялся служащий покойницкой. - Больше десяти дней прошло, все уже захороненные, кто с ним поступил". Нас ждал - сказала Лара. Кладбище на Шинников, Юрин одноклассник прячется за массивным деревянным крестом, чтобы не видеть Юру, гроб не закрывается - ступня большая, 48-й размер, разули Юру, гроб закрыли, пошёл к Богу Юра Снегирь босиком. - Ну не ноги же ему ломать, - извинительно буркнул могильщик. Юра лёг рядом с матерью, отцом и бабушкой. - Вот и улетели Снегири+ - вздохнул кто-то. - Но Лара же осталась. И Варя+ - Лети, Снегирь! - плакал пьяный Андрей. - Мы празднуем смерть друга+- оговорился на поминках "бригадир". Прошли какие-то дни+ Поехали к Ларе на огород, и на полу дачного домика, среди торжественных морковок и сухих грязных луковиц Андрей увидел Юркины фотографии - любительские, бледно-черно-белые, с загнувшимися уголками: их БРДМ, на броне солдатики с тонкими шеями. Случайно трезвый Кокарев в обнимку с ротным, немецкий город Вурцен. А вот Андрей с Юркой, пэша расстёгнуто, ремни на яйцах+ Жимануло сердце. - Что же ты, - повернулся к Ларе. - Забери, Варька вырастет, память об отце. Она собрала равнодушно и сунула за печь. Одеваясь в спальне и стараясь не скрипеть, Андрей Андреевич вспомнил их странный недолгий роман и то, как чуть не женился на Ларе спустя год. Ночь на Рождество встречали в семье художников Краснощёковых, знакомых Лары. Красиво пьяная богема тусовалась у картин, восторженно цокая и одобрительно мыча: "Да, это вам не лягушек в жопу дуть+ Талант, талант несомненный! Молодца, художница!" Картины не тронули: в душе Андрея копошилась угрюмая гадина. Днём мать Насти, хлёстко обозвав, запретила ему видеться с собственной дочерью. - А давайте погадаем! - предложила радостная хозяйка. Расставив по углам комнаты свечи и усевшись на пол, стали гадать. На длинном волоске опустили в рюмку обручальное кольцо. "Если колечко звякнет - значит "да!" Стали вопрошать. "А можно мне? - спросил Андрей, чувствуя лёгкое покалывание в груди. - А если не вслух? Я два раза, можно?" Разрешили. "Лара меня любит?" - спросил-подумал. Нет. Не хочет двигаться колечко. "Моя Настя будет счастлива?" Раздался слабый мелодичный звон. Сердце Андрея бухнуло и благодарно разжалось. Так, в шкафу кепки нет+ и здесь нет. Не будить же Наташу+ После гадания гости с бокалами разбрелись по комнатам. Андрею захотелось одиночества. Сунулся на кухню, но там график Константинов впивался в губы искусствоведа Димы. В полутёмной биллиардной играли в фанты и пили. "Да не пей ты всё+ оставь на донышке+ утром протрешь+ мешки под глазами+" - уговаривал творец творца у зеркала. "Как это - не пить? Шутишь? +Ну и морда+ Это от пива, ага. Блядь, брошу". - "Да ну. На руки посмотри. Это загар". - "А глаза - тоже загорали?" - "Да! Да! Это просто, как "Чёрный квадрат" Малевича!" В гостиной Андрея тормознула культурным разговором хозяйка: - кто вы? с Ларой? чем занимаетесь? "Перевожу+ старушек через дорогу+" - еле вырвался. Вышел на балкон и увидел внизу целующихся на морозе Лару и румяного Краснощёкова. "Славно, славно. Краснощеков ещё и рассказы для детей пишет, Лара говорила. Много про него говорила. Бездна талантов. Фейхтвангер - влажная щека по-немецки. Пусть теперь будет Красный вангер. Прощай, Лара". На антресолях только бейсболка Андрея Андреевича обнаружилась. Синяя, с инициалами города Жёлтого Дьявола - little present. Так ни разу и не надел. Летом 93-го работал в группе переводчиков у американских баптистов-миссионеров в детском лагере труда и отдыха. Взял Настёну - доверили биологическому отцу. Янки приехали в Сибирь как в Папуа - Новую Гвинею, с гитарой и регбийным мячом вместо зеркалец и бус. Однажды Андрея непрофессионально понесло. Стал говорить благодетелям, что Россия - страна глубокой христианской культуры, Достоевского цитировал. Переводчица Аня покраснела и шепнула по-русски: "Они не читали+" Зачарованные дети две недели ходили за американцами и заглядывали в импортные рты. Что не мешало отдельным мальчикам и девочкам пить, курить, слушать блатной шансон и ласково материться. И симпатичная переводчица Аня ходила, проникнувшись словом божьим, а не только перевода для. Андрей немножко ревновал. Янки такие жизнерадостные, с гитарой (американский Бог - любитель кантри). Молодые, красивые. Пришли на дискотеку и поют: "Аллилуйя!" У двух штатовских барышень на очаровательных бугорках таблички: "грех"; "не трогать". Пару раз Андрей сопровождал девушек на прополку свеклы. Вырвав сорняк, мисс клали травинку бережно в междурядье и что-то шептали. Возможно, просили прощения. В конце сезона чужеземцы щедро одарили всех - каждый получил по Библии и маленькому презенту. Маленькой Насте досталась салфетка на журнальный столик, с легкомысленными карточными королями и дамами; отцу-переводчику - бейсболка. А самый дорогой подарок получила прекрасная Анюта - голубые джинсы! Джинсы из Америки! Аня зарделась, а все обзавидовались. В корпусе пакет благоговейно развернули, подарок извлекли+ и выдох возмущения раздался за вздохом разочарования. И красивые славянские глаза стали не славянские, а Надежды Константиновны Крупской, читающей статью о базедовой болезни. Джинсы оказались дешёвыми китайскими! Такими же зауряд-штанами, что и на любом стихийном рынке! По двенадцать долларов за пару, торг уместен. В те далекие годы дорогие россияне ещё не представляли размеров китайской торговой экспансии. Не знали, что жёлтый брат уже дотянулся до статуи Свободы и потихоньку задирает исподнее. "И это не единичный пример, - утешал Андрей Аню. - Три дня и три ночи тёр Алладин волшебную лампу, пока не увидел на потертом боку надпись: Made in China+" Обнаружилась кепка, да не та. Отцовская. Серая в полоску, старая-престарая. Андрей Андреевич перевернул её, ткнулся лицом. Он помнил, как она пахла отцом, его потом и чем-то неуловимо близким. Приходил с завода поздно, пьяный и добрый, доставал из кармана медяки с табачными крошками, отдавал маленькому Андрею. И монетки пахли, и табаком крепко, а от отца машинным маслом и мастикой и кислым изо рта. Эта серая не пахла. Мама после смерти отца постирала. Зря. Вот эту-то отцовскую кепку и надевал Андрей раз по случаю. Был такой с ним случай на последнем курсе. Рядом с домом и тогда строилось-перестраивалось, сосед во дворе встретил, домовитый приблатнённый Витёк: "Андрюх! давай вечерком пару досок ко мне на гараж утянем". Андрей никогда не воровал. Стеснялся. Но и Витьку отказать - не поймут. Как стемнело, надел мамину куртку, натянул до носика отцовский кепарь, снял и оставил очки: "Ма, закрой!" Мама вышла к двери и всплеснула руками: "Отец, отец, наш Андрюша воровать пошёл!.." Они тянули длинные хлысты, и метров триста бежал за ними сторож и канючил: "Парни, ну не надо, парни!" - не решаясь приблизиться. Андрей рассказал Витьку про дедукцию мамы. "Это сильно. У меня седеют ноги+" - уважительно оценил подельник, разливая по булькам, не глядя. Модный McGregor неожиданно обнаружился в прихожей за створкой трельяжа - с вечера положила Наташа. Рядом перчатки и шарф. Андрей Андреевич щелкнул кнопкой козырька, осторожно понюхал блестящее мехом нутро. Пахнуло слабо кожей и запахом его туалетной воды. Стало светать. Зашоркал по асфальту дворник, заурчали машины, прогревая двигатели. Просвистела ранняя электричка. "Выйду, пройдусь по первому снегу. Наташу подожду-провожу. Вернусь, попробую поспать и поработаю. На улице не курить. Что мне ещё нужно... Чтобы хотелось домой. Чтобы всегда глядела на меня, тихо светясь. Чтобы покупались галстуки и даже кепки. Чтобы ласково ругали за не положенную на блюдечко ложку и говорили: переоденься, не сиди у компьютера в чем пришёл. Сложилась мозаика. Хватит, наметался внутри себя. Остальное - мимо". Андрей Андреевич надвинул на глаза кепку. И вышел. Анатолий Елинский "Про ежа." (Письмо из Германии) Иду, значит, шоппингую, смотрю: на обочине ежик лежит. Не клубочком, а навзничь, лапками кверху. И мордочка вся в кровище: машиной, наверное, сбило. Тут в пригородах кого только не давят! Ежи, лисы, змеи... иногда даже косули попадаются. Мне чего-то жалко его стало: завернула в газету, принесла домой. Звоню Гельмуту, спрашиваю, что делать? Он мне: отнеси в больницу, там ветеринарное отделение есть. Ладно, несу. Зашла в кабинет. Встречает какой-то Айболит перекачанный: за два метра ростом, из халата две простыни сшить можно. "Вас ист лось?", - спрашивает. Вот уж, думаю, точно: лось. И прикинь: забыла, как по-немецки "еж". Потом уже в словаре посмотрела. Ну, сую ему бедолагу: мол, такое шайсе приключилось, кранкен животина, лечи, давай. Назвался лосем - люби ежиков... Так он по жизни Айболит оказался: рожа перекосилась, чуть не плачет. "Бедауэрнсверт, - причитает, - тир!". Бедняжка, стало быть. Тампонами протер, чуть ли не облизал и укол засандалил. Блин, думаю, мало ежику своих иголок. И понес в операционную. Подождите, говорит, около часа. Ну, уходить как-то стремно - жду. Часа через полтора выползает этот лось. Табло скорбное, как будто у меня тут родственник загибается. И вещает: мол, как хорошо, что вы вовремя принесли бедное существо. Травма-де, очень тяжелая: жить будет, но инвалидом останется. Сейчас, либе фройляйн, его забирать и даже навещать нельзя: ломняк после наркоза. Я от такой заботы тихо охреневаю. А тут начинается полный ам энде. Айболит продолжает: "Пару дней пациенту (nota bene: ежику!) придется полежать в отделении реанимации (для ежиков, нихрена себе!) а потом сможете его забирать". У меня, наверное, на лице было написано: "На хрена мне дома ежик-инвалид?!". Он спохватывается: "Но, может быть, это для вас обременительно и чересчур ответственно ( е-мое!!!). Тогда вы можете оформить животное в приют (во немцы дают!!!). Если же все-таки вы решите приютить его, понадобятся некоторые формальности..." Понимаю, что ржать нельзя: немец грустный, как на похоронах фюрера. Гашу лыбу и спрашиваю: "Какие формальности?". "Договор об опеке (над ежиком), - отвечает, а также характеристику из магистрата". Я уже еле сдерживаюсь, чтобы не закатиться. "Характеристику на животное?", - спрашиваю. Этот зоофил на полном серьезе отвечает: "Нет,характеристика в отношении вашей семьи, фройляйн. В документе должны содержаться сведения о том, не обвинялись ли вы или члены вашей семье в насилии над животными (изо всех сил гоню из головы образ Гельмута, грубо сожительствующего с ежиком!!!). Кроме того, магистрат должен подтвердить, имеете ли вы материальные и жилищные условия достаточные для опеки над животным (не слишком ли мы бедны для ежика?)". У меня, блин, еще сил хватило сказать: мол, я посоветуюсь с близкими, прежде чем пойти на такой ответственный шаг, как усыновление ежика. И спрашиваю: сколько я должна за операцию? Ответ меня додавил. "О, нет, -говорит, - вы ничего не должны. У нас действует федеральная программа по спасению животных, пострадавших от людей" . И дальше - зацените: "Наоборот, вы получите премию в сумме ста евро за своевременное обращение к нам. Вам отправят деньги почтовым переводом (...восемь, девять - аут!!!). Мы благодарны за вашу доброту. Данке шен, гутхерциг фройляйн, ауфвидерзейн! " В общем, домой шла в полном угаре, смеяться уже сил не было. А потом чего-то грустно стало: вспомнила нашу больничку, когда тетка лежала после инфаркта. Как куски таскала три раза в день, белье, посуду; умоляла, чтобы осмотрели и хоть зеленкой помазали. В итоге родилась такая максима: "Лучше быть ежиком в Германии, чем человеком - в России." Грущщег Я вот все лето дома просидел, ну как сидел, ниработал карочи. Ну а чо? Куда не устроюсь, всегда что-то приключиццо. Да и не моё это наверно, все эти фотосалоны и рекламные агенцтва. В личном тоже - хуйнипайми. Хотя с Мариначькой встречаемся иногда.А со Светкой как рассталссо, так как отрезали. Не звонит ваще песда. Ниразу блять. Ну и чота раз сижу дома. Хоп! Мобильнег дилинь-дилинь! Смарю, Мариначька. Ну и говорит, типо Павлег пошли сходим куда-нибудь. Ну я сразу на выход, а там сосед мой в коридорчеге. И тоже такой приветливый. И сходу мне: - Павел! - ну это он меня так называет, - а не помог бы ты мне в одном важном деле? - Цена вапроса - сотка, - говорю. А хуле, он толи комерс какой, толи чо. Для нево сотка ваще не деньги. Я уж чиста пасасеццке демпингую. - Договорились, - отвечает, - я тут девайс приобрел, коробку бы на мусорку оттащить надо. И показывает на такую агромную коробку. Я не знай, чо там лежало раньше, но на картонном комбинате ее наверно две смены клеили. Бля, вот прибор там лежал раньше! Как у бабки моей был телевизор "Рубин" совецкова произвоццтва, только еще громаднее. И главное сосед говорит: - Мы щас вдвоем по-быстрому, а то неудобно одному. - Да лана, помогу, - сотка на дороге не валяеццо же. И тут жына ево высовываеццо, и типо сколько я тебя могу ждать, туда-суда. И он чота сник как-то весь, виноватыми глазами на меня посмотрел и грусть свою оценил в еще одну бумажку с лошадками. А чо? Она ж не очень тяжелая, коробка-то, в лифт вот только не лезет. Зато по лестнице весело кувыркалась… Ну и выхожу я во двор, коробку волоку за собой. А там уже Мариначька стоит. Ну и сразу: - Вы чо, стиральную машынку купиле? - радасная такая. - Нет, - говорю, - сотовый блять! - Ы-ы-ы! ЗдОрово! - Ну здравствуй, - отвечаю, и в щечку ее поцеловал. - Да я не в смысле превед, а типо молодцы вы. - Да я понял, - отвечаю, - а я вот вежливый ниибацца. И чота стою я с этой коробкой каг дурак. До мусорки переть ваще не охота. Была бы металлическая, только отвернись нинадолга, ее уже не было бы в наличии. А картон кому нахуй? И тут мысль мне - хуяк! Напрямик в голову! И я стал вокруг коробки ходить, и бороду чесать. Ну подбородок то есть. Присяду, и меряю ее, ну пальцами. А чо, старинная русская мера. Пядь, равняеццо 17,78 см. Батанег один сказал, а я запомнил чота. А Мариначька не поймет в чем дело. То на меня, то на коробку палит. А спросить толи стесняеццо, толи ваще неинтересно ей. Ну я еще пару кругов сделал вокруг коробки и говорю: - Не пойдет! - Что не пойдет? - Да Санёг просил коробку ему подарить. - А ему зачем? - Так у нево же цобака. - И чо? - Конуру он ей сделает, вот чо! Мариначька недоверчиво посмотрела, и видимо попыталась представить размер цобаки, но почему -то сказала: - Намокнет картон осенью... - А Санёг ее фольгой обклеит. - А-а-а, - протянула задумчиво Мариначька, - а почему тогда не пойдет? - У нево агромная цобака, боюсь непоместиццо. - А что за порода? - Сенбернар у нево. Я карочи крышку приоткрыл, внутрь смотрю. А Мариначька чота в уме прикидывает. Я ей и говорю: - Слы? Будь другом, давай померяем? Главное чтобы она там стоя умещалась. - Ты чо дурак? Сам лезь в свою коробку и меряй. - Нельзя мне. У Санька сцука... 85 сантиметров в холке. Мариначька задумалась над цифрами и говорит: - Ну и как я туда залезу? - Ну давай я ее набок щас положу, ты заберешься, а потом я переверну ее, - тут главное с серьозным летсом говорить. - Ога, щас! - отвечает, видимо испугалась, - за что я там держаццо буду? - И то верно, пошли тогда. Подтаскиваю коробку к скамейке. - Давай, залазь на лавку и прыгай сверху. - Павлег, ты меня только держи. - Марин, туфли сними только, весь пол каблуками продырявишь. Ну и прыгнула она туда и стоит. Я ей говорю: - Прячься, мне крышку надо закрыть. - А я там не задохнусь? - Нисцы, вон дырок сколько, - ну и демонстративно ей голову измеряю, пядью опять же, линейки же нет с собой. И ножиком еще одну дырку вырезаю. Ну она присела там, я крышку и закрыл. - Ну чо? - Чо-чо? - Удобно? - Ну вроде бы. - Марин, смари какова тебе соседа подселили? - Где? Не вижу... Слышу зажигалкой там чиркает, хуле свет не провели еще в теремок. Как бы пожар ненаделала. Или хуй необожгла. - Дурак, - шепчет изнутри. - Прикинь, зато средь бела дня. Экстремально! Кругом народ ходит... Здрась, тёть Вер! - а потом опять шепотом, - классно же, Марин? - Угу, - мычит в ответ, и впрямь классно. И стою я значит, ну типо тащил как-будто коробку и устал. Прислонился к ней передом, ну чуть поддаю иногда задом, а руки по бокам коробки. А Мариначька там внутри стараиццо. А я привык, ее там за ушком почесать, или челку с глаз убрать. А вместо этого геометрические формы целлюлозно-бумажного изделия ощущаю. А тут откуда нивазьмись Санёг. И такой, превед Павлег, кагдилла, чо в каропке? А я чо ему скажу? Там лежит мая Зануссь, и я с ней сичас ибуссь? Хорошо успел Мариночьку предупредить шепотом. Типо сильно нишуршы и без подобострастия пожалусто там внутри. Ну а этот иблан, хотя я на нево не в обиде, сам также поступил бы, как йобнет по каропке. Ногой! Мне карочи перестали сосать сразу. Ну я сверху на крышку прилег так, чтобы у друга от внезапного открытия ящега пандорры инфаркцыя не случилась. И как можно спокойнее говорю: - Мудак ты, Саша, если ты щас хоть один жидкокристаллический индикатор мне разбил, тебе песда. А он, извини, я не знал, я думал пустая. Хуле пустая? Ну попробовал он ее приподнять конешно. Мариночька вес имеет все-таки. Попыжился он немного и урыл потихому... А в коробке слышу какое-то движение началось. Ща вылезет моя недососавшая и все тогда. И я нарочно так кричу на всю улетсу: - Здрась, дядь Сереж! А Марина выйдет? - слышу движение прекратилось. - Кто там? - голос из коробки меня спрашивает. - Кто-кто! Отец твой вон идет! - шепчу сверху, - сиди не высовывайся. - Бляяя! - Мариночька говорит. - Да ненадо мне помогать, я сам типо, Маринке превед передавайте, - кричу опять. - Бляяя! - Мариночька опять чота повторило это слово. - Ты давай продолжай, совсем чуть-чуть осталось, - это я опять шепотом. И только я что-то тепловлажное ощутил опять, чувствую кто-то меня по плечу так легонько - тук-тук. Ну я всем корпусом не могу же повернуццо! И башка нихуя не на шарнирах. Ну глянул так в бок нимнога... И чота Мариначькино "Бляяя!" у меня с губ и сорвалось. И прямо в Светкено летсо и угодило. А я ж не видел ее сколько! Мы ж с ней вот с таких лет! И она напротив меня встает и говорит: - Павлег, я тут думала долго... А в коробке же звукоизоляции нет нихуя! Ладно там пенопласт был, или стекловата какая. Сосед наверно корабликов наделает флотилию целую, педораз. И Мариночька каждое слово слышит же! Ну и начинаю скрябать по коробке ногтями. Глушу "радио свободы" так сказать. А Светка, прям на полном серьезе, говорит люблю тебя Павлег, и жить без тебя нимагу. А я в ответ только коробку чешу. А хуй мне там внутри исправно сосут. Я уж и губу закусывал и думал о постороннем, а конец адинхуй неминуем. Светка чота говорит, правельные слова вообщем. И в упор на меня смотрит. А мы же с ней давно уже знакомы-то! И не один раз она мой ибальнег во время кончины видала. Ну как-то он у меня непроизвольно искажаеццо чтоли. И вот я ево скривил, хоть и старалссо очень непринужденно выглядеть. А Светка: - Павлег, что с тобой? - Чота с серццем,- говорю, - вызови скорую скорей... - Ой, Паш, щас... - Да не по сотовому! Вон аффтомат там за углом... И только она вроде бы уже побежала, смотрит... на лавке туфли стоят. И она тоже встала... И не только она, блять! Толи я коробку чесать перестал, пока за грудь хваталссо театрально, толи Мариначьке там уже надоело сидеть... Нннаа! Сюрпрайс блять! Светка в слезы, мне паиблу хлоп! Мариначька тоже сообразила по какой щеке для симметрии надо приложиццо... Одно хорошо, когда створки раскрывались, я хуй, пользуясь случаем, вынул. И спрятал от глаз подальше. И чота мысли у меня такие, что он мне теперь только напасцать... На неопределенный срок. Да ладна, прарвемссо!!! ЗЫ: За "пядь" - пасиб, батанег! Бугага! MGmike И о погоде... Первый снегопад, первый мороз, первый гололед+ Двигаясь в потоке машин, всегда приходит в голову ассоциация с кипплинговским водяным перемирием во время засухи. Едут аккуратненько, акклиматизируются, тормозят загодя, выверяют тормозной путь в новых условиях. Даже самые лихие. Не подрезают. Не ломятся по встречке. Не гудят зеванувшим на светофоре. Хотя и Шерханов за рулем - навалом. История годовой давности. Это же время. Первый гололед. Воскресенье. Утро. Стою первым в крайнем левом ряду на светофоре на Севастопольском. Не перекресток. Пешеходный переход. По переходу справа сиротливо движется одинокая бабуля с палочкой. Поравнялась с передком моей машины, зеленый человечек на светофоре предательски замигал, водилы газанули в предвкушении старта, бабуля засуетилась, спеша добраться хотя бы до реверсивной полосы, чтобы переждать потоки+ Поскользнулась+ Взмахнула руками+ И плашмя рухнула на спину. Палка выскочила из руки, стукнула о мой бампер и закатилась куда-то под машину. Правые ряды тронулись, стоящие сзади замигали поворотником, объезжая меня и бабулю, я выключил передачу, дернул ручник, воткнул аварийку и собрался выйти, чтоб помочь бабуле и найти палку. Бабуля безуспешно пыталась подняться на голимом льду ненаезженной реверсивной полосы. Чисто на автомате глянул в зеркало заднего вида. И вовремя. Откуда-то из-за хвоста очереди выскочила и мчалась по реверсивной на приличной для гололеда скорости пятерка BMW, надеясь проскочить на загоревшийся зеленый. Водила увидел меня с аварийкой, торчащую из-за моего капота часть бабули, и ударил по тормозам. Машину тащило по льду несмотря на все ABSы и стабилизаторы курсовой устойчивости, постепенно разворачивая правым бортом по ходу движения. Видимо водила пытался уйти на встречку, но ничего у него не вышло. Он остановился в полуметре от бабули. Об меня. Удар был не очень сильный, и я еще подумал, что правильно рассудил водила: лучше заплатить за чужое железо, чем сесть за убийство по неосторожности. А может ему просто повезло. Самое интересное началось дальше. Водила выскочил из машины и ринулся к бабушке. Помогая ей подняться и осторожненько отряхивая от снега, он кричал, перекрывая орущий в машине сабвуфер: "Мама! Что ж вы делаете?! Сильно ушиблись? Ну надо же осторожнее, мама! Я же предлагал - давайте я отвезу вас на машине!" А она ему говорила: "Ой, Сережа! Ты же знаешь, как я боюсь с тобой ездить. Ты же такой лихач" Потом он усадил бабулю на заднее сиденье своей машины. Потом были гаишники и протоколы. Про бабулю мы оба умолчали. Вины водила не отрицал. В протоколе написали стандартное - не справился с управлением. Ремонт он мне оплатил сразу и с лихвой. Когда мы разъезжались, сказал: "Извини, брат. Но если б я тещу задавил, мне бы тюрьма раем показалась" raketchik | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
