Загружается видео...

Во время съемок «Руки» прошел слух, что Юрий Никулин скончался. Просто работница гостиницы «Горизонт» обнаружила в подвале этой самой гостиницы тело Никулина, накрытое простыней. Женщина не стала приглядываться, что это муляж из папье-маше, сделанный для съемок кадров, когда Горбунков с полукилометровой высоты выпадает из вертолета. А тут еще эта простыня, чтобы не пылился… Слух пошел гулять по стране. Вот Леонид Петрович и был направлен редакцией на съемочную площадку, развенчивать слухи.


Студенты журфака по его книгам и интервью пишут курсовые и дипломные работы. А сам Леонид Петрович сравнивал жанр интервью с хождением по минному полю.



Плешаков Л.П., Как трудно стать самим собой. Библиотека `Огонька`

Из статьи «Интервью: проход по минному полю» Профессия - журналист 2001 № 3 В самом начале журналистской карьеры я предложил редактору моей "молодежки" сделать интервью по одной серьезной проблеме. Он укротил мою прыть, ответив, как учили его в Центральной комсомольской школе: "Интервью - жанр, не свойственный советской журналистике". Я и сам видел, что интервью было редкостью на газетных и журнальных страницах. Почему? Да в ту пору на трибуны партийных, комсомольских съездов каждый делегат выходил с речью не только написанной, но и проверенной в обкоме или ЦК, отредактированной. Это относилось ко всем высоким и не самым высоким собраниям. Каждое слово должно было соответствовать "судьбоносным" решениям, постановлениям. Во всеобщем "демократическом" спектакле импровизаций не допускалось. Обращаешься с просьбой об интервью к чиновнику, располагающему информацией, директору какого-нибудь НИИ - они непременно должны испросить разрешения у своего руководства. Однажды журналу "Смена" отказался дать интервью знаменитый авиаконструктор Антонов, хотя он, можно сказать, был крестником журнала, который на заре своего существования (где-то в двадцатые годы) объявил конкурс на лучший проект планера "Смена". Конкурс выиграл молоденький парнишка Олег Антонов, приславший редакции свои чертежи. Планер был "построен", журнал опубликовал фотографию: и планер на ней, и планерист, он же конструктор.



И вот через десятки лет, увидев этот снимок в старой подшивке, звоню Олегу Константиновичу - был важный повод, а он отвечает, что, несмотря на нежное отношение к "Смене", встретиться с ее корреспондентом не может: "Мой министр запретил мне появляться в печати больше одного раза в год. И мой лимит уже исчерпан..." А установлен он был, этот лимит, после его статьи в "Литературной газете" о битом кирпиче. Шел он однажды мимо стройки, понаблюдал, как варварски сгружают кирпич, сколько его бьется, в какую копеечку это влетает государству и сколько денег могло бы сэкономить дешевенькое, простенькое приспособленьице. А министр-то и решил: негоже такой знаменитости выступать с антисоветскими статьями и речами...



"Похождения графа Невзорова" (1982) Леонид Плешаков в роли - Бурштейна эсера-террориста

Часто замечаю, что при встрече с человеком, которого предстоит интервьюировать, мои габариты (рост 190, вес 120) не остаются без внимания. И я пришел к такому выводу: все мы из детства, из компаний сверстников, где обычно верховодил мальчишка чуть крупнее остальных или сильнее физически. Ему подчинялись, его побаивались и уважали. Не потому, что он давал подзатыльники приятелям и силой утверждал свой авторитет. Нет. Но осознание того, что он может это сделать, держало остальных в уважительном отношении и к его силе, и к тому, что он ею не пользуется. Можно не верить моим наблюдениям, однако должен сказать, что не раз при встрече замечал в людях очень солидных и уважаемых этот отзвук детской субординации, изначального согласия ответить на те вопросы, что я задам. Говорю об этом без бахвальства, потому что моей заслуги тут нет. Внешность - данность, выпавшая на мою долю. И каждый человек имеет какое-то свое преимущество. Правда, не всегда удается уловить настрой собеседника, нет времени определить его состояние, так что следует быть осторожным в использовании своих личных резервов. Иначе ваша общительность покажется фамильярностью, развязностью. А подобное должно быть абсолютно исключено. Ни в коем случае нельзя и педалировать то, что вы считаете своим преимуществом. Может оказаться, к примеру, что вашего собеседника в детстве обижали более рослые мальчишки и он с тех давних времен питает неприязнь, даже враждебность ко всем, кто на голову выше него. Так что идешь как по минному полю: где-нибудь да рванет, поэтому нужно чутко держать в руке щуп, выверять каждый шаг, не лезть опрометчиво вперед - осторожность не бывает лишней. Психологическая комфортность очень важна для успеха интервью. Это чем-то схоже с приемом у врача. Когда пациент с ним один на один, он спокойно раздевается, дает себя осмотреть, пощупать живот, может сообщить врачу о каких-то интимных подробностях своего организма. Но присутствие в кабинете постороннего, даже медсестры, будет его смущать.



Во время съемок "Очей черных" (мне довелось сыграть в картине небольшую роль) я как-то в перерыве мягко "подкатил" к Марчелло Мастрояни и завел вроде бы необязательный разговор о жизни. Редкое обстоятельство, которое ни предусмотреть, ни организовать невозможно. Дело было в Костроме, городе для итальянцев весьма экзотическом. Особенно их покоряла одна деталь: на улице, где происходили съемки, располагалась пекарня, в которой, кроме хлеба, выпекали огромные вкусные бублики. Заказать их для киногруппы итальянцам не удалось потому, что о таком вкусном продукте они прежде не знали, а к моменту съемок втиснуться в число постоянных заказчиков уже не смогли! Но, как у нас принято, если нельзя, но очень хочется, то можно. В каждый обеденный перерыв рабочие пекарни перелезали через забор своего предприятия поглазеть, как снимается кино, да еще с такой знаменитостью. И перелезали не с пустыми руками, а с кульками горячих, только что из печи бубликов,



"Почти смешная история" (1977) Попутчик Мешкова в поезде:"Еда- она всё лечит! Помидорчиков?..огурчиков? Грудинки копченой?.."

и мы, вся съемочная группа, уплетали щедрое подношение с горячим кофе, которым нас поила по условиям контракта кинофирма. Итальяны понять ничего не могли, как это: за деньги купить нельзя, а бесплатно - можно? Так вот стоим мы с Мастрояни, запиваем кофе вкусные бублики и калякаем (через переводчика) вроде бы ни о чем - о его студенческих годах, об учебе на архитектурном факультете, участии в студенческом театре. Надо ли объяснять, что значит для журналиста такой вроде бы необязательный разговор? Но тут вдруг вклинивается мой приятель: - Ваше мнение по поводу утверждения Микеланджело, что архитектура является застывшей музыкой? Переводчик перевел вопрос, и Мастрояни сразу сказал, что устал и хочет передохнуть перед съемками очередного эпизода. Только через несколько дней появилась возможность продолжить прерванный разговор. Что он подумал, услышав "умный" вопрос? Может, ему показалось, что его хотят уличить в незнании высказываний своего великого соотечественника? В другой раз мы поехали к академику Аганбегяну. С Абелом Гезевичем я был знаком, так что разговор на очень серьезную тему шел довольно легко. Но тут влез мой напарник, да с таким мудреным вопросом, что я ничего не понял, а мой собеседник замолчал - видно, безграмотность его озадачила. Потребовалось немало усилий, чтобы выбраться из нелепой ситуации. Мой товарищ был доволен: задал, мол, вопрос, на который не сразу смог ответить академик. На самом деле он чуть было не сорвал мне интервью. А ведь иному коллеге ничьей помощи не требуется, чтобы загнать собеседника в тупик: он сам горазд тряхнуть ученостью. Так что, поверьте, скромность, в отличие от умничания, более продуктивна. Подписчики зачитывались мастерскими интервью Плешакова, каждая беседа маленькое или большое открытие в копилки его собеседников совершенно разные люди: Из беседы Марины Влади с корреспондентом журнала "Огонек" Леонидом Плешаковым. "Я ЖИВ ТОБОЙ..."



- Если бы нужно было одним словом сказать о Высоцком, о его характере, какую бы черту его отметила как самую главную? - Это невозможно. Он был настолько богатой и щедро одаренной натурой, что о нем невозможно сказать коротко. - Тебе всегда было интересно с ним? - Естественно. Иначе бы мы не прожили двенадцать лет. Он был больше, чем просто муж. Он был хорошим товарищем, с которым я могла делиться всем, что было на душе. И он рассказывал мне все о своих делах, планах, мне первой читал новые стихи и пел новые песни. Придет после спектакля домой уставший, измотанный, все равно могли полночи болтать о жизни, о театре - обо всем. - Но для этого надо было за все эти двенадцать лет не потерять чувства влюбленности... - Представь, нам это удалось. Наверное, в какой-то мере это объясняется тем, что мы не жили постоянно вместе. Разлуки помогают сохранить свежесть чувств и забыть мелочь житейских неурядиц. Хотя, с другой стороны, расставаясь даже на короткий срок, мы практически ни дня не обходились без телефонного разговора и вроде бы соскучиться не успевали... И все-таки влюбленность осталась.

О судьбе программы "500 дней" с одним из её авторов, Григорием Алексеевичем Явлинским, беседует специальный корреспондент "Огонька" "Огонёк", октябрь 1990 года, № 44



- Не знаю, согласитесь вы со мной, Григорий Алексеевич, или нет, но мне кажется, что у большой части нашего народа сложилось представление: как только программа "500 дней" будет одобрена всем Союзом (парламент РСФСР практически единогласно принял ее 11 сентября этого года) и начнет действовать, то ровно пятьсот дней спустя в нашей экономике исчезнут все проблемы, а в нашей жизни наступит порядок и полное благоденствие. На мой взгляд, из программы вытекает только одно: через пятьсот дней будет едва-едва стабилизировано, приостановлено скользящее сползание нашей экономики по наклонной плоскости. - Вы не ошибаетесь. Хотел бы только добавить: в программе "500 дней" самое главное не в том, что мы начнем чуть-чуть вылезать из ямы, а в том, почему мы начнем из нее вылезать. Именно через это время могли бы появиться механизмы, которые объективно, вне зависимости от воли какого-то человека или от цели, которую поставил какой-нибудь государственный орган управления - допустим, Госплан или Госснаб, а объективно, путем увязки экономических интересов начали давать нам возможность подниматься. В этом главное.